Бл... Опять вся в слезах. Что за бред, она теперь все время лужи будет наливать, стоит мне только к нейприкоснуться?
Она молчит, прикусив губу. Дрожит вся.
Вместе с возбуждением по телу прокатываетсяраздражение. Я насильник в ее глазах. Бесит.
— О чем рыдаешь, кукла? Что сделано, то сделано. И наркоту уже не выкинуть за забор, и целка твоя к тебе обратно не вернется, — рычу, обхватывая ее за лицо и притягивая к себе, — думать надо было раньше головой, а не тем, что между ног. Сама приоритеты своей жизни расставила…
Замираю, касаясь ее лба губами. Капец она горячая.
— Ты горишь, — шепчу все еще хрипло, но намного мягче.
Не шевелится, как каменная. Только дрожать продолжает. Наверное, это от озноба. А может и от страха. Хер поймет этих баб, что с ними происходит.
— Хватит уже ссаться меня, Василиса. Давай, иди в постель ложись. Сейчас разберемся, что с тобой.
Подталкиваю ее к кровати, откидываю одеяло и укладываю, накрывая им сверху. Вижу, как продолжает дрожать дико, просто бьется.
— Не трону тебя сегодня, успокойся уже! — раздраженно гаркаю, понимая, что да. Не трону.
Быстро набираю Сабину.
— Привет, на квартиру старую приезжай. Прям сейчас. Срочно нужно. И аптечку с собой прихвати. Или что там у тебя есть. Нет, медсестры не надо точно. Лишние глаза ни к чему.
Глава 8
То ли это агония жара, то ли стресс от переживаемого, но последние часы я в бреду. Помню все обрывками, кривыми и рваными, алогичными, сквозь пелену сна и бодрствования.
Помню женщину — даже в своем состоянии ловлю себя на мысли, что она очень красивая и породистая. С высоким открытым лбом, подчеркнутым темными, собранными в высокий хвост волосами. Она смотрит на меня серьезно и сосредоточенно. Меряет температуру, проверяет давление.
— У нее лихорадка, сделаю укол жаропонижающего. Все нормально будет.
— Точно? — слышу грубовато-хриплый голос Алихана чуть позади.
— Бывает такое. И от стресса, и от… после первого полового акта. Женщины по-разному стресс переносят. Ты иди давай, нечего тебе здесь делать. Я с ней побуду.
От этих слов становится одновременно и страшнее, и легче. Не хочу его видеть, боюсь его. И в то же время эта женщина мне тоже совсем незнакома, чтобы ей доверять.
Не успеваю сосредоточиться на этой мысли, проваливаюсь в забытье. Не знаю, сколько продолжается мое состояние, но когда прихожу в себя, то взгляд проясняется. В комнате уже глубокие сумерки. Женщина сидит чуть поодаль, в кресле перед включенной лампой, читает книгу. Она не сразу замечает, что я проснулась, и у меня появляется возможность ее рассмотреть.
И правда очень красивая. Восточная красота, знойная. И в то же время тонкая, рафинированная. На ней темное широкое платье в пол, но оно только украшает ее фигуру — судя по комплекции, скорее сочную. На ухоженных руках с маникюром красивые кольца из серебра — аксессуары крупные, прямо под нее. Рядом краем глаза цепляю какую-то на вид очень дорогую сумку, наверное, это кожа змеи или крокодил, судя по выделке.
— Привет, Василиса, — обращается она ко мне мягким голосом, заметив, что я ее рассматриваю, — как ты сейчас себя чувствуешь?
— Получше, — отвечаю я хрипло, — кто вы?
Женщина встает, грациозно положив книгу на столик, подходит ко мне и улыбается.
— Меня зовут Сабина. Я сестра Алихана. Я знаю, что с тобой произошло. Ты можешь мне доверять.
Я смотрю на нее подозрительно. Хоть и с интересом. Теперь я вижу сходство между ними. Она такая же статная,как он, породистая. Хоть по глазам кажется, что постарше. Я не знаю, сколько лет Алихану, но у Сабины взгляд печальнее, осмысленнее, что ли. Или просто он всегда на меня смотрит волком… Красивая. Ослепительно красивая. Именно такая, какая есть, вся. И так ей идет ее скромное, ностильное одеяние. На такую женщину точно оборачиваются. Ее красота зрелая, но годы, как кажется, ей только к лицу. Какой же она, наверное, красавицей была в молодости.Ловлю себя на мысли, что жуть как хотела бы ее пофотографировать. Запечатлеть эту идеальную, спокойную благородность.
И почему я об этом думаю сейчас? Просто концентрируюсь на чем-то единственно красивом в этом мире ужаса, в который попала… Или это болезнь…