— Даже для пальцев узкая… — это уже не хрип, а просто рваный шепот.
Я слышу порочные хлюпающие звуки — господи, что это? Первая мысль — кровь, откуда там такая влага, но когда опускаю глаза на его пальцы, понимаю, что я вся во влаге…
— Мокрая девочка… — шепчет он страстно. — Очень мокрая…
От его слов мне одновременно стыдно и странно.
Очередной резкий толчок, очередной мой вскрик-реакция.
Хватаю его за шею и впиваюсь в них ногтями, потом откидываю руки в конвульсии и тут же цепляюсь за запястья— то ли чтобы он остановился, то ли чтобы не останавливался…
Умелые движения рук цепляют и клитор, и губы, и ритмично проталкиваются внутрь. Я дергаюсь, трепещу, разлетаюсь.
Лицо Алихана очень близко. Он жадно пьет мои эмоции, следя за моей агонией не отрываясь.
Мне вдруг становится очень страшно, словно бы я потеряла контроль над собой.
И в тот же самый момент чувствую, как это состояние пугающей невесомости переходит в сладкое, тягучее тепло, растекающееся по всему телу. Мои ногти впиваются в его руку еще сильнее — и в этот самый момент я понимаю, что тепло сменяется пленительно-сладкой конвульсией. Закатываю глаза, принимаю его рваные, резкие поцелуи, сама подставляя под них лицо.
Голова в водовороте. Мысль о том, что я перед ним совершенно голая и открытая, а он полностью в одежде, только усиливает остроту момента.
Собираю себя спустя лишь пару минут. И снова натыкаюсь на его улыбающийся взгляд.
— Понравилось? — спрашивает тихо.
— Это… был оргазм?
Хмыкает, молчит, изучая.
— Очень красивая, когда кончаешь. Еще красивее… Глаза можно обжечь… И не только глаза, — переводит взор на свой пах.
Я вижу через дико натянутую ткань его возбуждение. Сглатываю нервно. Он ведь не получал никакой разрядки… Все-таки продолжение в виде секса будет?
Опять страх и недоверие… Опять воспоминания о том чувстве страшной рези между ног.
Алихан следит за моими глазами, но в этот самый момент отвлекается.
— Секса не будет, Василиса. Выдохни и не порть себе кайф. После оргазма тело расслабляется, как ни от чего другого. Прочувствуй этот сладкий момент. Второе правило, кукла, — я всегда выполняю свои обещания. Забыла, чтоли? А я говорил тебе в аэропорту. Впредь будь внимательнее ко всему, что я тебе говорю.
Встает, поправляет волосы.
Я словно бы сбрасываю с тела наваждение. И да, мои ноги все еще ватные, а по конечностям бегают мурашки, но я уже снова в реале…
Прикрываю простыней свою наготу, пытаясь собрать по осколкам и избавиться от головокружения.
А какое было первое правило? Ах, да. Всегда говорить только правду, когда он спрашивает. Может, тетрадь завести? Конспектировать слова «хозяина моей жизни»?
Внутренней усмешки не получается. Потому что, к величайшему сожалению, он и правда ее хозяин… пока…Хозяин, которого я не выбирала…
— Это ничего не меняет, — отвечаю я, когда он стоит уже в дверях, — то, что сейчас было, не меняет…
Он усмехается, поднимая палец к своим губам и жестом показывая, чтобы я умолкла.
— Приходи в себя, Василиса. И выходи на кухню. Чай мне заваришь. Кое-что нужно обсудить…
Глава 12
Я появляюсь на кухне спустя пять минут, уже одетая в спортивный костюм. Тело все еще подрагивает от пережитого, ноги трясутся. Не могу на него смотреть сейчас. Хочу, чтобы ушел. Мне сейчас еще более стыдно, чем в первый день.
Быстро занимаю себя приготовлением чая. Получается неуклюже, я даже рассыпаю заварку, уронив плошку. Так сильно нервничаю, что всё валится из рук.
— Осторожно, не поранься, — говорит он, видя скол от фарфоровой банки из-под чая на мраморной столешнице, — сядь лучше, не нужно ничего. Чай — предлог. Я дал тебе возможность задавать вопросы. А теперь буду говорить я.
Звучит таким тоном, словно бы речь о послании Президента и он должен сообщить нечто судьбоносное. К горлу подступает волнение в виде дикого пульса.
Послушно сажусь, утыкаясь ему в грудь. Выше поднять глаза не решаюсь.
— Еще только предстоит разобраться, что произошло с твоими друзьями, Василиса. И если от наркокурьерства отмазать тебя я смог, то от подозрений в сопричастности к чему-то нехорошему в случае, если федералы найдут тебя, не спасу.