- Спасибо. Сейчас поставлю в вазу, подожди здесь.
Не надо, чтобы он проходил и видел цветы от другого. Когда я вернулась, Набиль рассматривал скромную обстановку моей тесной прихожей.
- Куда поедем?
- Куда захочешь, - он притянул меня к себе и обнял, - не мог вновь дождаться встречи…
- Не похоже, иначе бы нашёл время позвонить.
Набиль молча посмотрел мне в глаза. Провёл ладонью по щеке. Соблазнительно улыбнулся.
- Я был… зол. И обижен.
- На что? – не собираясь выглядеть виноватой, я вздёрнула подбородок: - На то, что мы не переспали? А не мне ли обижаться на то, что ты подумал, что я так быстро и просто тебе отдамся?
- Нет, конечно, я не думал о том, что ты доступна, Элен, дело не в этом! Или ты считаешь, что мною движет колониальная месть марокканца по отношению к француженке?
Я неестественно посмеялась. Самое бы время сказать, что я и не француженка вовсе, но как-то не вышло. Набиль продолжил:
- Меня задело, что ты подняла вопрос веры, Элен. Не думаешь же ты, что я променяю ислам на христианство?
Тянуло сказать что-то вроде «ради любви разве не идут на всё, что угодно?», но я ведь тоже никогда бы не сменила веру.
- Ты бы приняла ислам, если бы я попросил?
- Нет.
- Но при этом ты поставила условием церковный брак, будто специально желая сделать невозможными наши отношения!
- Нет, наоборот, я надеялась, что ты поможешь мне придумать что-то…
- Я просто хочу быть с тобой, и хочу, чтобы ты не отказывалась от этого. Нам ничто не мешает быть вместе, Элен, кроме барьеров, которые мы сами себе воздвигаем. Разве для этого… - он впился в мои губы, проник между ними языком и сладко терзал мой, пока не задрожали колени. - … нужно религиозное разрешение? Разве требуется благословение тому, что и так благословил Аллах – любовь?
- Я… я согласна с тобой в этом… частично. Но, всё же, поцелуи – это одно, а…
- А к другому ты ещё не готова. Я понимаю, - он улыбнулся, беря меня за руку, - идём, пообедаем и прогуляемся.
После ресторана, идя по улице, Набиль вдруг потянул меня в стеклянные двери красивого ювелирного магазина, в котором поставил перед застеклённым прилавком.
- Выбирай.
- Что?! – округлились мои глаза.
- Что хочешь. Серьги, браслет, кольцо, - провёл он широким жестом над стеклом.
- Набиль, я не могу…
- Я настаиваю.
- Нет, правда…
- Я хочу сделать тебе подарок. В честь примирения. Ты же носишь серьги? Померь какие-нибудь… вон те, например, - он указал на сверкающую бриллиантами пару, и у меня участилось сердцебиение и дыхание от ценника на ней.
- Это слишком.
- Нет, это то, чего ты достойна. Дайте нам примерить, - скорее велел, чем попросил он у продавца. Мне вспомнилось, в Сотбис женщина тогда сказала мне, что господа Сафриви деспотичные самодуры. Но это больше относилось к отцу Набиля. В нём до сих пор я не видела ничего плохого и скверного, если не считать обычного мужского самолюбия.
Минут через пятнадцать мы вышли из ювелирного. В моих ушах были бриллиантовые серьги, а во всём теле дрожь. Оно затряслось вместе с вылезавшим из кассы чеком, на котором пропечатались тысячи долларов, спущенные вот так, без особых раздумий, походя.
- Набиль, я не знаю, что и сказать…
- Можешь ничего не говорить, - улыбаясь открыл он передо мной дверцу своего авто, - мне достаточно счастливого блеска в твоих глазах. Тебе они понравились?
- Шутишь! Они восхитительные!
- Но не такие, как ты.
И вновь поцелуи, поцелуи, поцелуи! Лёгкость и радость той недели, проведённой вместе с Набилем, вернулась ко мне. Я была счастлива, забывая о долгих днях тоски и ожидания, безнадёги, слёз. Почему я так нетерпелива? Почему не дождалась объяснений? Почему подумала, что он уехал навсегда?
- Я решила, что мы никогда больше не увидимся, раз ты не звонишь, - сказала я ему.
- Но ведь и ты не звонила мне, - лукаво покосился он на меня. – Почему?
- Не знала, что сказать.
- Может, и я не знал?
- Но, всё-таки, от мужчины всегда ждёшь первого шага.
Поцеловав меня в висок, он провёл ладонью по моим распущенным, слегка подвитым волосам.
- Мне нравится, что ты так считаешь. Что не уподобилась этим… современным женщинам, берущим всё в свои руки, сующимся с деловым видом, которые пытаются указывать и управлять. Мужчина должен быть главным, ты согласна?
Глядя на него, прижимаясь к нему, под впечатлением от чудесного вечера, я была согласна почти со всем, что он говорил, но, впрочем, патриархальные начала и без того считались мною с детства правильными. Не знаю, как это укладывалось в моей голове вместе с представлением о свободе самовыражения, творчества и моей карьерой искусствоведа, однако в семье – несомненно – мужчина должен был всё решать, зарабатывать больше, уметь настаивать на своём.