Что делать с девичьей мнительностью? Заняться мне больше нечем, как накручивать себя ночь напролёт, ища подвох! Если что, спрошу завтра у Малика что-нибудь для подтверждения, так как нам снова предстояло провести день вдвоём. Но что спросить? Нет ли у Набиля уже детей? Если сам Набиль скрыл это, то с чего признаваться брату? Не стоит мне корчить из себя разведчицу. И, постановив, что не надо отказываться от своей былой прямоты и честности, я спросила за завтраком:
- Набиль, а… у Фатимы сын точно от мужа?
Он удивлённо поднял на меня глаза.
- На что ты намекаешь?
- Ну… вы же встречались…
- Элен, нет. Это не мой сын. Я знаком с Фатимой три года, а её мальчику шесть, - он уязвлённо покачал головой, - какие же женщины зацикленные! Почему нужно теперь каждый день вспоминать о Фатиме? Я должен каяться и ползать на коленях, что у меня кто-то был до тебя?
- Я вовсе не к тому…
- А к чему? Для чего ты завела этот разговор?! – его голос становился грубым, таким, какой вызывал в моём организме неприятную дрожь.
- Просто уточнила…
- Ты мне не веришь? Тебе недостаточно было того, что я сказал раз? – Набиль залпом допил апельсиновый сок и встал из-за стола. – Невероятно! В какой момент тебе понадобилось всё портить этими непонятными вопросами?
- Прости, Набиль, я не знаю, что меня дёрнуло спросить…
- Я поеду в Рабат, а Малик сам приедет за тобой.
- Набиль… Набиль! – но он, разозлившийся, не остановился и вышел. Я слишком быстро забывала о том, каким он бывает нетерпеливым и обидчивым, потому что, когда он таким не был, муж был идеальным, самым лучшим, и не хотелось даже думать о его отлёте тогда из Парижа, о его горячности и гневе, которыми он наказывает, как тяжёлыми моральными ударами. Наказывает? Да, для меня это похоже на наказание, потому что я не в состоянии легко отпускать ссоры, я не очень умею мириться и приходить к компромиссам. Во Франции я тоже вставала в позу и, в конце концов, Набиль сдавался первым, возвращался, звонил, извинился. Здесь почему-то это всегда делаю я. Из-за того, что я на чужой земле? В таком случае, возможно, нам стоит вернуться во Францию и жить там.
Я попросила Малика отвезти меня в музей, не дождавшись, когда это сделает супруг, и мы бродили по залам, часть из которых была отведена под своеобразное африканское искусство.
- Ты художница, да? – спросил Малик.
- Пыталась ею быть, но не очень вышло. Я искусствовед.
- А… чем занимается искусствовед?
- Изучает картины, - на лице собеседника возникло изумление, как будто он посчитал, что я его разыгрываю, - что?
- А что в них изучать? – хохотнул он, не понимая.
- Много чего! Задумку автора, отображение эпохи, косвенное и прямое влияние на зрителя, концепцию, историю создания.
- Никогда не думал о картинах с такого ракурса.
- Об этом обычные люди и не должны думать, - улыбнулась я, - для этого есть мы – искусствоведы.
- Интересное занятие.
- В Марокко женщины работают?
- Если хотят или есть необходимость – да, конечно.
- А ваша сестра?
- Алия? – Ура, сходится. Её так и зовут, значит, Набиль не лгал. – Она до замужества принимала участие в жизни фирмы, - ещё одно подтверждение об искренности, - но теперь редко приезжает в офис. Занимается детьми или какими-нибудь личными проектами.