Однако всё обстояло иначе.
Джи Мо говорили, что брата Лоня изменила война и он вернётся домой другим человеком. Шептали, будто тот отринул пять добродетелей и возжелал большего, чем предполагало его положение, а некоторые, особенно дерзкие, с придыханием добавляли, чего именно — гердеинский трон. Кто-то даже не ленился отправлять неподписанные записки с угрозами.
Поначалу Джи Мо отказывался верить, но сам не заметил, как в сердце закралось подозрение. Вдруг брат Лонь и вправду стал им чужим? Озабоченность Джи Лу укрепила в нём подозрительность, которая вскоре переросла в уверенность. Вот и получилось, что любимого брата Джи Мо встретил как врага.
— Я чувствую за собой вину.
Джи Лу ждал, что он добавит к сказанному что-нибудь ещё, и, не дождавшись, недовольно цокнул языком.
— Не понимаю тебя. Ещё вчера ты говорил мне, что Лонь нам не брат. Сегодня ты прилюдно унизил его. А теперь...
— Я заблуждался.
— Он заблуждался! — упав обратно на расстеленное покрывало, Джи Лу закрыл руками лицо. — Воистину! Сидя на тигре, трудно с него слезть! И что теперь прикажешь делать? Придворные напуганы. Многие недосчитались сегодня отцов и мужей. Они поддержат любого, кто пообещает им устранить опасность, исходящую от златокудрой демоницы. Ты слышишь меня, брат Мо? Лю-бо-го. Если ты пойдёшь и скажешь им, что решил извиниться…
— Увидел несправедливость — исправь!
— Нет! Ты слышишь меня? Нет!
Джи Лу отнял руки от лица. Его глаза полыхали гневом.
— Как ты себе это представляешь?! Ты понимаешь, что наши жизни висят на волоске? Мы нужны канцлеру и генералам лишь по одной причине — в нас тоже есть капля «божественной» морнийской крови. Они ждут, когда мы станем демонами. Не будь этого, они бы уже давно поддержали другого кандидата на престол.
— Я не хочу выступать против брата Лоня. Не хочу и не буду.
Джи Мо рубанул ребром ладони воздух, отметая возможные возражения. Его терпение было на пределе. Младший брат, тонко чувствующий настроения, тут же изменил поведение.
— А-Мо, А-Мо! — надув губы и хныча, Джи Лу стал дёргать его за рукав. — Я не хочу умирать. Правда, не хочу… Почему ты не защищаешь меня? Ты же старший!
Отвечать не имело смысла. Логика и здравый смысл пасовали перед видом сложенных домиком бровей.
— А-Мо! Я тоже не верю, что брат Лонь убьёт нас. Пусть он и пообещал. Но канцлер-то точно готов принести ему наши головы. Он ценит свою должность, и страх её потерять способен толкнуть его на любое преступление.
Джи Мо устало ссутулился и искоса взглянул на младшего брата: Джи Лу смотрел на него по-щенячьи, одновременно с любовью и обидой в наполненных слезами глазах, и весь мелко трясся.
— Ты любишь политику. Не я.
— Я люблю рассуждать о политике в компании учёных мужей и придворных поэтов. Это другое, — вид Джи Лу сделался подавленным. — Брат Лонь ушёл сегодня из дворца. Теперь и ты хочешь уйти… Разве долг старшего брата не велит тебе остаться?
Джи Мо поднялся и не без труда отцепил от рукава тонкие дрожащие пальцы.
— С другой стороны, — он тяжело вздохнул, смиряясь с положением вещей, — если я возглавлю противников брата Лоня, мне станут известны их планы. Тогда я смогу в любой момент отвести от него беду.
— Отличное решение!
— Лицемер! Чему ты радуешься?
Улыбка, озарившая лицо Джи Лу, показалась Джи Мо излишне широкой.
— Только если старшие братья помирятся, я смогу спать спокойно.
— Но разве не ты был тем, кто вонзил кинжал брату Лоню в спину?!
Джи Лу понуро опустил голову.
— Я не узнал его. Я увидел чёрный прямоугольник на фоне пульсирующего голубого сияния, к которому тянулись тысячи нитей, и решил, что в нём кроется корень всех бед. Мои глаза помутились от пережитой боли, а уши словно забило ватой. Брат Мо должен понять.
Джи Мо улыбнулся, не скрывая испытанного облегчения. Он тяготился мыслями о том, что вражда пустила в сердце младшего брата слишком глубокие корни.