— Исцели, — приказала Маджара, надрезав волшебным клинком кожу на своей левой ладони.
Её голос обдал ледяным холодом, что никак не вязалось с пляшущими над головой язычками магического огня травянисто-зелёного цвета — цвета тревоги. Едва взглянув на царапину, по краям которой выступили первые капли крови, Фа Лонь посмотрел Маджайре в глаза.
— Нет.
— Не можешь?.. — побледнев, спросила она обречённо.
— Не хочу.
Маджайра пару раз ошарашенно моргнула и нахмурилась. На её лице было написано такое искреннее недоумение, что Фа Лонь с трудом сдержался. Пока у неё в руках был волшебный клинок, приходилось тщательно следить за собой. Даже в мыслях. Особенно в мыслях. И всё равно! Когда он заговорил, его голос дрожал от тщательно подавляемого гнева:
— Не хочу касаться тебя, а без прикосновения не смогу исцелить.
— Не хочешь… Но… Почему?
Фа Лонь горько усмехнулся. Неужели она, и правда, не понимала?
— Не мне, а тебе следует разъяснять подобные вещи. Я маг-целитель. Чужое убийство причиняет мне боль, неотличимую от той, как если бы умер я сам. — Он кивнул в сторону протянутой руки. — Скольких ты убила вчера? Ты считала?
Их взгляды снова встретились.
— Я защищалась! — лицо Маджайры вспыхнуло возмущённым румянцем. — Джи Мо угрожал мне! Он хоте…
— Спрошу ещё раз. Ты. Считала?
Стушевавшись под его пристальным взглядом, Маджайра прижала пораненную руку к груди и опустила голову. Она с минуту терзала зубами нижнюю губу, прежде чем с досадой ответить:
— Нет.
— Ты не считала… — Фа Лонь удручённо покачал головой. — Скажи, Джи Мо хоть пальцем тебя тронул? Зачем ты первой полезла в драку?
— Меня окружали враги! Враги! — вскочив на ноги, Маджайра стиснула кулаки и закричала: — Все они хотели убить меня! Вот тут! — Она ткнула пальцем себе в висок. — Они называли меня демоном. Они думали, я чудовище!
— А разве нет?
Маджайра застыла с открытым ртом, не в силах выговорить ни слова. Её глаза повлажнели, и по щекам скатились, словно соревнуясь друг с другом в скорости, две крохотные слезинки.
Фа Лонь отвернулся. Он отыскал на земле убранный в ножны меч, положил его себе на колени, прошёлся ладонями по износившейся, местами истёртой коже, привычно сжал пальцы на обмотанной верёвкой рукояти и посмотрел на женщину, которую назвал своей, снизу вверх.
— Эти люди ничего тебе не сделали, не так ли? — уголок его рта непроизвольно дёрнулся. — Но ты всё равно убила их. Почему?
— Они платили налоги, — произнесла Маджайра глухо, с трудом сумев совладать с собственным голосом. — Налоги шли на содержание гердеинской армии. Гердеинская армия вторглась в мою страну, разграбила города и деревни вдоль императорского тракта, осадила столицу. Тысячи моих людей погибли. И ты говоришь — ничего не сделали? Там не было невиновных! Они… Все они! Виновны!
Маджайра полыхала, как костёр на ветру. Магический огонь лизал рыжими языками её руки, вздымался мощным, нестерпимо ярким синим факелом над головой и, сгущаясь, размеренно пульсировал багрово-красным пламенем в области груди. Маджайра была возмущена, обижена, и она злилась. Однако бледно-жёлтого цвета — цвета раскаяния — не было заметно ни язычка.
Фа Лонь некоторое время молчал, набираясь решимости, а затем протянул Маджайре свой клинок, так и оставшийся в ножнах, рукоятью вперёд.
— Зачем это мне?
— Если хочешь отомстить тем, кто платит налоги, начни с меня.
Маджайра обрушила на него яростный взгляд. Её лицо исказила судорога злости, а её голос — столь любимый им нежный голос — сорвался на визг:
— Ты прекрасно знаешь, я не буду этого делать! Это глупо!
— А заставлять других кланяться и восхвалять тебя, разве не глупо? — спросил Фа Лонь, склонив голову к левому плечу. — Я не понимаю тебя, Маджайра. Мы только что вернулись с войны. Зачем было развязывать новую?..
— Ничего я не развязывала! Это всё твои братья! Это они! — она крепко обняла себя за плечи, будто пыталась согреться. — Все вы в Гердеине… Какие-то чокнутые! Даже ты ведёшь себя здесь иначе.