— Ну… — Маджайра шкодливо улыбнулась.— Да, но… Наверное, всё-таки неглавной.
— Не смешно. — Фа Лонь придвинулся к ней вплотную, заставив Маджайру опасно приблизиться к открытому окну, и тяжёло опустил руку на узкий подоконник. — Неужели жена не понимает, что мужу больно от сравнения с предателем?! Он всю жизнь стремился к одному — ничем не походить на эту трусливую лживую тварь, которую вынужден считать отцом. А жена… либо глупая и не понимает, насколько жестока её шутка, либо… делает это нарочно!
Оскорбившись, Маджайра резко его оттолкнула.
— Не смешно отдавать гребень с лебедями другой женщине! Вот что действительно «не смешно»!
— Я подарил эту вещь ей. Не тебе. Разве ушедшая любовь — достойная причина для того, чтобы отбирать подарки? — Фа Лонь сцепил руки за спиной, будто учитель перед нерадивой ученицей. — Я не настолько беден и скуп. Я подарю тебе то, что будет принадлежать только тебе.
— Уходи!
Сдерживаясь из последних сил, Маджайра указала рукой на дверь. Однако Фа Лонь уставился на неё с молчаливым протестом и непонимающе нахмурил брови.
— Чего стоишь? Пошёл прочь! Я не желаю тебя сейчас видеть!
— Ты выгоняешь меня… из-за гребня?
Лицо Маджайры исказила судорога гнева.
— Когда речь идёт о тебе и Анлетти, то у тебя чу-у-увства! Тебе больно! А когда разговор заходит про меня и другую женщину, то у меня чувств никаких быть не может, да? Я должна всё понять, принять и поддакивать тебе, точно бессловесный болванчик. — Маджайра вытерла кулаком злые слёзы. — Где справедливость?!
Фа Лонь закрыл глаза и медленно втянул воздух носом.
— Пожалуй, мне действительно лучше уйти.
Его слова стали последней каплей. Схватив со стола увесистую чернильницу, Маджайра не целясь швырнула её в Фа Лоня. Тёмно-синие брызги расчертили стену широким полукругом, заляпали пол и одежду. С оглушительным звоном чернильница врезалась в каменную кладку и, обиженно позвякивая, закатилась под кровать.
Фа Лонь с непроницаемым выражением стёр с лица чернильное пятно, размазав при этом краску ещё сильнее.
— Жене следует обдумать своё поведение. Если она продолжит распускать руки, мужу не останется другого выхода, кроме как вернуть её морнийскому императору, — в голосе Фа Лоня явственно прозвучало разочарование. — Жить с человеком, готовым наброситься на тебя в любой момент, не лучше, чем делить клетку с тигром.
Развернувшись, он громко хлопнул рукавом и устремился к двери.
— Ты же целитель! Тебе эта чернильница ничего бы не сделала! — бросила Маджайра ему в спину.
— Верно, муж целитель. Но это не даёт жене право бить его, — не добавив больше ни слова, Фа Лонь вышел за дверь.
Маджайра не успела сказать ему и половины слов, которые яростно клокотали у неё в горле. Оставшись в одиночестве, она плюхнулась на кровать и с досадой ударила по ней кулаком. Тут-то ей и попались на глаза цветы.
Словно десяток маленьких солнц, тугие чёрные головки в обрамлении жёлтых лепестков лежали на простыне. На стеблях и листьях, радужно блестя, переливались капли воды. Лёгкий сладкий аромат витал по комнате, напоминая о летней безмятежности и счастье.
Проклятье!
Грубо похватав цветы, Маджайра с ненавистью выкинула их в окно. Один вид подсолнухов ножом врезался ей в сердце, как живое напоминание о собственной несдержанности и… — чего уж скрывать? — глупости. Обнаружить в глазах Фа Лоня разочарование оказалось больно.
Снаружи донеслись крики и аплодисменты. Выглянув в окно, Маджайра увидела Гивура с подсолнухом в руках.
— Спасибо за высокую оценку моего мастерства, принцесса, — произнёс он, широко улыбаясь. На его одежде и в волосах застряли жёлтые лепестки, обломки стеблей и листья, но большая их часть всё-таки валялась под ногами.
— Интересно… — Маджайра в напускной задумчивости постучала по щеке указательным пальцем. — Какая сейчас погода дома? Уверена, в предгорьях к северу от Джотиса уже выпал снег.
— Вы ошибаетесь, принцесса. Сейчас там собирают второй урожа… — запнувшись, Гивур от изумления широко распахнул глаза. — Вы… Почему вы… спрашиваете?
Отрезая себе пути к отступлению, Маджайра прошептала одними губами: «Это значит «да».