Маджайра в недоумении приподняла левую бровь. Похоже, показавшиеся на горизонте крыши Ти Шаня изменили не только Фа Лоня. Гивур тоже почувствовал, что скоро потеряет её. Как иначе объяснить этот отчаянный шаг?
— Я жена Фа Лоня по морнийским законам. Этого не отменить.
— Ты пахнешь мной. Ты моя!
— Я. Твоя. Госпожа. Обращайся ко мне на вы, Гивур. Иначе…
Её речь оборвал яростный поцелуй. Гивур вгрызся ей в губы, как дикий зверь, прижал к себе и замер, прекрасно зная, что проиграл. Поцелуй без согласия ровным счётом ничего не значил.
Звук скрипнувшей двери застал их врасплох. Они поспешно отпрянули друг от друга на глазах у застывшего в освещённом проёме Фа Лоня.
— Отошлите слугу прочь. Ваш муж пришёл исполнить супружеский долг, — сказал он холодно, и сердце Маджайры болезненно сжалось.
Глава 3. Гердеинский тигр
Фа Лонь возвращался от капитана, когда среди людских страстей и желаний, которые виделись ему магическим зрением морем разноцветных костров, одновременно вспыхнули и взвились в ночное небо два ярко-красных огня. Они кружили рядом, то отдаляясь, то снова сближаясь, и первое время Фа Лонь, ничего не подозревая, завороженно следил за их танцем.
Осознание пришло вместе с фиолетовым цветом сожаления, который появился одновременно с жёлтым. Такое сочетание цветов было редкостью: воины его армии и даже Гивур испытывали простые эмоции, которые почти всегда выражались насыщенным чистым цветом, без переливов и оттенков, и только его жена могла на один чжан грустить и на три чжана радоваться.
Заподозрив неладное, Фа Лонь поспешил к Маджайре в каюту, но оказался не готов к тому, что увидел. Едва он распахнул дверь, как кровь отлила от лица.
— Отошлите слугу прочь. Ваш муж пришёл исполнить супружеский долг, — произнёс он и только потом понял, что от волнения заговорил на гердеинском.
Костёр эмоций Гивура полыхнул ядовито-зелёным, в то время как у Маджайры он сделался насыщенно-фиолетовым, без единого проблеска другого цвета. Последнее смягчило сердце Фа Лоня и подсластило горечь разочарования. Он с самого начала знал, чем рискует, взяв на борт безответно влюблённого мужчину. И вот — расплата за его слабость.
— Что сказал ваш муж, госпожа? — спросил Гивур, хотя прекрасно всё понял. За два месяца пути можно и на гуцине играть научиться, не то что гердеинский выучить.
— Уходи.
Гивур коротко ей поклонился и направился к двери.
— Плащ, — Фа Лонь указал взглядом на забытую возле кровати груду тряпья, и Гивур с неохотой вернулся за ней. Весь путь туда и обратно составил не больше пяти шагов. Когда Гивур коснулся дверной ручки, Фа Лонь, не оборачиваясь, добавил: — Я муж твоей госпожи. Помни об этом.
Ответом ему стал хлопок двери.
Фа Лонь перевёл взгляд на Маджайру, постаравшись унять магическое зрение и разглядеть её саму, а не танцующие над плечами и головой языки пламени.
Маджайра сидела на краешке кровати и взволнованно теребила пальцами прядь волос. Её взгляд метался по комнате и был направлен то на руки, то на пол, то на угол кровати — на что угодно, только не на него. Сейчас она была подобна красивому и нежному цветку, свежему, как вода в горном ручье, и только непозволительно алые губы от поцелуя с другим мужчиной портили картину.
Прошла минута — ничего не изменилось. Фа Лонь не услышал ни слова извинений. Её молчание разозлило его даже больше, чем вид в объятиях другого. Их брак давно перестал быть для него политическим. Он думал, что и для Маджайры тоже. Выходит, ошибался?
Стиснув челюсти до зубовного скрежета, Фа Лонь опустился на колени и начал аккуратно разматывать белые полосы лент. С ритуала освобождения ног начиналась каждая их близость. Фа Лоня приводил в восторг и внутренний трепет вид молочно-белой кожи, не тронутой солнцем и чужими взглядами. Эта часть тела была открыта лишь ему одному.
Поцелуй Гивур Маджайру в колено, Фа Лонь убил бы обоих на месте. Или, скорее, умер бы сам, распоротый клинком от шеи до паха — его навыки в фехтовании были более чем скромными.
Скривившись, как от лимона, Фа Лонь устало опустил голову Маджайре на колени. Если бы он мог сам защитить жену, никогда бы не позволил Гивуру ступить на корабль. Но в гердеинской армии не было ни одного солдата, который бы не потерял при осаде близких, родных или друзей. Ни одного, кто не стал бы мстить за них морнийской принцессе, после того как та лишилась своей смертоносной магии и стала беззащитной.