Он сам был виноват в том, что его дочь «засиделась» и стала считаться «старой девой», потому как князю «всё было мало», те кто делал брачные предложения его дочери, не устраивали князя за недостаточностью знатности рода.
Сам он давно засматривался на королевский дом Британии и даже, когда только дочь родилась, сразу послал предложение породниться через брак детей.
Но ему отказали, объяснив это тем, что «тёмные» времена остались в прошлом, и дети сами выберут с кем им продолжать династию. Но ему не запретили участвовать в балах и встречах, и привозить свою дочь для знакомства с британскими принцами и аристократами.
Но так сложилось, что наследный принц Максимилиан, вдруг влюбившись, женился на герцогине Виктории Заальфельдской и у них очень быстро родилась дочь.
И тогда князь Оранский придумал свой страшный план и сделал всё, чтобы расчистить дорогу своей дочери к британскому трону. Но не рассчитал случайности, и наследный принц, ставший почти инвалидом, отказался от престола. А младший даже и не смотрел на дочь Оранского, во-первых, в силу возраста, а во-вторых, он уже был помолвлен с дочерью союзника Оранского, Маргаритой Люксембургской.
Герцог Люксембургский, зная амбиции своего визави, сразу же его предупредил, что если что-то случится с его дочерью или с принцем Британии, то от Оранского княжества останется лишь строчка в учебнике.
И князь Оранский снова обратил свой взор на бывшего кронпринца Максимилиана. И здесь снова случайность. Появилась я, «выскочка», «никто», «приютская девка», в которую принц имел неосторожность влюбиться.
И так «удачно совпало», что у графа Фонсборо произошла трагедия, связанная с «моей деятельностью», и князь Оранский решил, что можно действовать «чужими руками». Слово там, письмо здесь, нашлись люди-иуды, за денежку готовые предать, и пошло-поехало.
Макинтош, которому заплатили за снимки, и моя подруга… Дана Верн, за которую я так переживала, но которая была основным звеном в связях с прессой и донесением пикантных подробностей.
Я, кстати, встретилась с ней. Она сама пришла на выставку и дождалась, когда я освобожусь.
Она смотрелась какой-то очень взрослой, как будто ей было на десять лет больше, сильно накрашена, на высоких каблуках, на ней было облегающее, провокационно смотревшееся платье, и много украшений. Как будто она пыталась всем сказать: «Посмотрите, как я богата!»
Я уже знала о её роли в моей травле и потому спросила:
— Дана, за что? Почему?
Красивое, ухоженное лицо её скривилось, и она ответила:
— Я ненавидела тебя и… ненавижу! Ты! Такая вся святая! Чистенькая! Готовая всё отдать! Ненавижу!
На последнем слове голос её сорвался, получилось громко, и люди вокруг стали оборачиваться на нас. Дана огляделась, поправила стильную шляпку и, развернувшись, ушла.
Но в глазах ее помимо ненависти я заметила какое-то затравленное выражение, как у зверька, который всё время боится, что его съедят.
Вечером я рассказала Максу об этой встрече. А через две недели, в газетах прочла объявление, что в Британии была раскрыта целая шпионская сеть, в которой состояли и граждане Британии, завербованные другим государством, и граждане другого государства, те, кого можно было выслать из страны.
Иностранные граждане были высланы, остальные были арестованы. В списке арестованных было имя Даны Верн и Макинтоша Ренни.
Княжна Оранская тоже была выслана из страны, а княжеству Оранскому была направлена нота протеста и объявлена экономическая война.
— Уверяю тебя, любовь моя, — сказал мне Макс, — скоро от княжества Оранского останется лишь воспоминание. Оранский уже запросил договор помощи у герцога Люксембургского, а тот всем известен как хищник, помощь которого смертельна.
Свадьбу с Максимилианом мы сыграли в сентябре, потому что и королева Анна, и князь Мекленбургский стали опасаться появления незаконнорождённых наследников.
***
Пять лет спустя
Наследники всё же появились и сразу двое, но тех, кто пытался посчитать вовремя они появились или всё же нет, ждало разочарование.
Всё же мне, как женщине другого времени было доступно знание, как можно регулировать нерегулируемый процесс зачатия, о чём я и написала в своей второй книге для женщин.
Кати стала важной старшей сестрой, но поскольку младшие были мальчишками, продолжала чувствовать себя единственной принцессой, что ей очень нравилось.
Моя новая роль жены и матери совершенно не мешала мне руководить здравоохранением в стране. Я абсолютно безжалостно боролась с мракобесием и тупостью, а королева-мать меня поддерживала.