- Да у вас раздроблено плечо! Скорее, вам срочно нужно в… - она не успела договорить. Ее стройное молодое тело рухнуло в его объятья, забрызгав руки кровью. Выстрел был со стороны спины и точно в сердце. И тут же бой возобновился вновь.
Солдат не сразу понял, что произошло. На мгновение он исчез из этого мира: на него смотрели ясные синие, как небо глаза, но руки заливала красная кровь. Но глаза были уже мертвыми. Как только он осознал, что у него на глазах убили ни в чем не виновного человека – он понял, что терять ему нечего. Он забыл о своей ране и бережно уложил девушку. Он укрыл ее собственной гимнастеркой, чтобы грязь не запятнала ее лица и бросился в свою последнюю атаку. Ему было все равно. Он скорее хотел умереть, чем выжить и победить. Выходя на самые опасные участки, он бежал впереди всех и расчищал дорогу товарищам, одновременно слагая в голове четверостишие:
Лед, пусть холодный и скользкий,
Сто крат лучше, чем теплая грязь.
Этот лед, оставляющий его на волоске от смерти, поселился в его душе и вел его вперед. Со стороны солдат был героем. Но он лишь чувствовал, что это его долг, который он обязан выполнить, независимо от того, выживет или нет.
Внезапно, пуля пронзила его живот. Он ахнул и рухнул вниз. Он не мог говорить, но вдруг окончание четверостишия само пришло ему в голову:
Пусть горячий клинок мое сердце проколет,
Чем жизнь сохранит мне талая вязь…
Все было кончено. Русские отброшены назад, деревня захвачена. Солнце скрылось за тучами, будто стыдясь поступков своих неразумных детей. Солдат истекал кровью и медленно умирал. Вдруг он услышал шаги. Это были немцы.
– Подберите этого тоже, Отто, – по-немецки сказал один из них. – Этот русский сражался как герой. Он сможет принести нам пользу.
– Так точно, капитан Брюгге.
Отто направился к солдату и спросил на русском:
– Мы знаем, что ты ранен. Но ты жив и в сознании. Поэтому мы предлагаем тебе вторую жизнь, которую ты можешь прожить более правильно. Ты, как и многие ваши солдаты, одарен неистовым героизмом. И мы предлагаем тебе использовать его на действительно важные цели. Поэтому я спрошу: хочешь ли ты, чтобы мы спасли тебя?
Сознание солдата помутнилось. В его умирающем сердце зажглась последняя искра – ненависть к этому немецкому адъютанту, и ко всем пришедшим захватчикам, которые возомнили себя теми, кто якобы способен даровать и сохранять жизнь. Правой рукой, незаметно от немца, он нащупал в кармане револьвер и повернулся к Отто.
- Знаешь, за сегодня я понял одну вещь, - хрипя начал солдат. – Как бы тебе там ни казалось, ты не властен над своей жизнью. Смерть – это не внезапная вспышка, которая прерывает твою жизнь…, - солдат прокашлялся и сплюнул на снег кровь. – Нет, - продолжал он, - смерть – это сама сущность вещей. Ты, как и я, не властен над своей жизнью. Ведь твоя жизнь не принадлежит тебе, как и моя, не принадлежит ни мне, ни тебе. Ты не господь Бог, а я не сотворенный им мир. Если мне суждено умереть – я приму свою судьбу…
- Мне приятна беседа с тобой, - ответил Отто, - Но я требую ответа, потому что у нас мало времени.
- Мой ответ…, - курок револьвера спущен, - НИ-КОГ-ДА! – три точных выстрела разрывают сердце Отто и тот падает навзничь. Но одновременно с этим солдат и сам чувствует три пронзающих кожу выстрела в спине, будто там только что взорвались три звезды.
- Глупец! – вдруг раздался оглушающий зловещий смех капитана Брюгге, - нам не нужно твоего согласия, - Твой мозг будет жить еще некоторое время, и нам этого достаточно. Твой героизм – пойдет на нужные дела, не сомневайся. И это намного лучше, что ты убил Отто, а не сдался нам сразу!
Солдат понял, что проиграл. Он больше ничего не видит перед собой, теряет сознание и окончательно падает на грязный снег.
Часть III
ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО
***
Наступило лето. Все экзамены были сданы, после чего успешно забыты. Траектория дальнейшего движения – выбрана. Я решил поступить в литературный институт в столице. Мне сказали, что у меня хороший шанс на зачисление, поэтому за свое поступление я особенно не волнуюсь. Остается лишь одно – провести это последнее школьное лето так, чтобы запомнить его навсегда, чтобы оно стало чем-то вроде доброй памяти, к которой бы хотелось возвращаться и на которую хотелось бы ориентироваться вновь и вновь.