Теперь, находясь рядом с Питом на пляже, я думаю, что все было бы иначе, если бы я хоть что-то знала о серфинге. Может быть, они бы не убежали. Может, взяли бы меня с собой.
— Серфинг — это не то, чему они могли меня научить, — я говорю, наконец.
— Не волнуйся, — Пит упирает свою доску в песок, и наклоняется ко мне. — Я превосходный учитель.
Я качаю головой. Я могу исследовать и сушу.
— Нет, спасибо. Я лучше буду здесь.
— Жизнь не для того, чтобы смотреть на океан с пляжа, Венди, — он указывает на воду, где Белла, словно ребенок гребет к волне, которая поглощает всю ее. Но она выходит с другой стороны и сразу поворачивается к другой волне.
— Я учил Беллу, — говорит он. — Посмотри на неё.
Я чувствую, как ревность окутывает меня, дергая в направлении воды. Что-то говорит мне: я хочу быть там, на волнах.
— Хорошо. Я попробую.
5 глава
Стоит ужасная жара, на солнце невыносимо находиться! Раньше я всегда пробовала воду кончиками пальцев ног, хихикая и визжа от холода, потому что мои братья толкали меня в воду. Но сегодня я вошла в воду после Пита.
Итак, я уже забыла, сколько раз я падала с доски за этот час, каждый раз, как только вода заполняла мой рот.
Соль оседает у меня на ресницах и режет глаза. Я и близко не подошла к тому, чтобы устоять на его доске.
— Чтобы научиться поворачивать назад, нужно сначала научиться грести, — говорит Пит.
— Я не поворачивала!
— Ты не двигаешься вперед.
Я качаю головой и кусаю нижнюю губу, изучая волны. Это ведь не трудно, правда? Сотни людей встают на волны каждый день. Тысячи. Может даже десятки тысяч. Пит топчется рядом со мной, когда я встаю на доску и пробую еще раз. И снова падаю.
— Ты думаешь, это слишком трудно? — говорит Пит. — Или ты не думаешь о таких вещах?
— Я думаю о том, как устоять, — раздраженно сплевываю воду, и вздыхаю. — О чем еще я должна думать?
Пит устанавливает доску между нами.
— Знаешь, что серфинг многое говорит о человеке?
Я качаю головой. Конечно не знаю!
Пит плывет на спине и не смотрит на меня, когда говорит:
— Мне кажется, что ты из тех, кто не любит плакать и может превратить любые трудности в вид искусства, — Пит выпрямляется и поворачивается ко мне. — Я прав? — он усмехается.
Я смотрю вниз на воду, она такая чистая и прозрачная, что я вижу свои ноги.
— У меня много причин для беспокойств.
Пит качает головой:
— Ты не должна держать в себе все это, — он стучит по доске. — Заботы тянут тебя вниз. Ты должна быть легкой, чтобы летать.
Летать, говорю я себе, глядя на небо над нами; чайки кричат над головой. Позади бесконечный океан, так красиво, что трудно поверить, что, возможно, он поглотил моих братьев.
Я поднимаю подбородок с доски, и смотрю на пляж. Солнце отражается на скалах в виде радуги, как будто кто-то ее там нарисовал. Свет танцует, как светлячки на воде, которая на удивление теплая, переливается потоком теплых волн в эту бухту, только для них. Здесь вода еще чище, чем внизу побережья. Мои братья назвали бы эти волны стекловидными и полыми, идеально подходящими для катания.
А потом я смотрю на Пита, его лицо осветилось лучами заходящего солнца. Он выглядит так непринужденно, будто он был сделан для этого места.
— Где мы? — спрашиваю я тихо.
— Что?
— Как называется это место?
Он улыбается:
— Кенсингтон, — произносит он, словно это музыка.
— Кенсингтон, — повторяю, слово тяжелое у меня во рту. Я смотрю вокруг нас, на пляж с белым песком. Кажется, тут можно потерять счет времени. Закат отражается на белых скалах: это похоже на дым от пожара. И океан, который всегда существовал вне времени: это все было здесь еще до нас и будет после того, как мы уйдем.
Одно я знаю точно: я не уйду отсюда, пока не приручу волну.
— Вспомни, что делает тебя счастливой, — шепчет Пит.
Еще раз, я подтянулась на доску, чтобы лежать на животе. Вспомни, что делает тебя счастливой. Я закрываю глаза и думаю о Нане. Большие лапы Наны на коленях, мягкое место между ушами. Гигантский язык Наны дарит нежные поцелуи, и ее большие карие глаза всегда ждут, чтобы я пришла домой; она виляет хвостом каждый раз, когда заходишь в двери.
Родители взяли Нану для нас троих, но она сразу полюбила меня. Даже Джон и Майкл стали называть ее "Собака Венди". Когда Нана была еще щенком, она всегда каталась по кафельному полу, как швабра; она должна была научиться ходить на гладкой поверхности без скольжения.