-Я тебя ненавижу! – понял, что его не хватит сейчас не то, что на обличающую речь, а даже десяток жалких, недостойных памяти Талэма обвинений, Азинор.
-Посмотри вон туда! – ответил на это бог Грома, немного сдвинувшись в сторону.
Решив, что расправится с ним позже его же молниями, Азинор послушно повернул голову. Она все еще гудела. А тот, кто лежал на полу позади невозмутимого бога Грома, был бледным, знакомым и тоже троился так, что Азинор едва смог его узнать.
-А-а! – произнес Талэм, открыв глаза.
На самом деле он хотел спросить, что происходит. И умер ли он уже. От мальчика не укрылись мысли Азинора по поводу происходящего. Старый жрец не сомневался в том, что именно делает Заффруа. Он был готов на все, чтобы это предотвратить. Чтобы сохранить жизнь маленького послушника. Но, должно быть, не вышло.
Талэм нахмурился, разглядывая посмертные чертоги. Почему-то, белоснежные своды каменного потолка удивительно напоминали ему Громовой Дворец. А сбоку послышался знакомый голос.
-Посмотри вон туда! – приказал бог Грома, и мальчик послушно повернул голову на звук.
Там лежал, приподнявшись на локте, Азинор. Таким, как его запомнил Талэм в их первую встречу. Седой старик в белом.
-А теперь оба спите! – приказал Заффруа. – Я помогу вам восстановиться!
С этими словами бог Грома снова взял сосуд с элефиром, который оставил на своем троне и принялся втирать то в тело одного, то другого. Когда была его очередь, Талэм приоткрыл рот и сделал несколько жадных глотков, прежде, чем снова отдаться сонному забытью. Чувствовать себя таким одиноким было странно. За время, проведенное со жрецом, он настолько привык к нему, что теперь Азинора внутри даже недоставало.
-Здесь я! – проворчал старый жрец, молодевший прямо на глазах.
Последнее, что увидел Талэм, прежде чем заснуть, как темнеют его волосы, становясь почти такими, как у Заффруа.
-Ты рисковал обоими, - задумчиво сказала Эфсиния, когда Заффруа рассказал богине, явившейся в его чертоги о том, что сделал для мальчишки и своего ученика.
-Иначе умри один, я потерял бы обоих, - вздохнул бог Грома, притянув к себе бывшую возлюбленную. – Почему ты так волновалась об этом пареньке, Арвэ?
Эфсиния замерла. Отвечать на этот вопрос, утопая в объятиях бога Грома, который впервые за прорву лет стал хоть немного похож сам на себя, не хотелось.
-Он мой сын, - промурлыкала богиня, еще меньше желавшая отвечать на следующий вопрос, чем на первый.
-А кто его отец? – заинтересовался бог Грома.
-Достойный человек! – отрезала Эфсиния, нахмурившись. – Тебя это не касается!
Спартанская обстановка в покоях Заффруа ей не понравилась. Так что она сотворила увешанный серебристо-голубой тканью альков вместо узкого каменного ложа, что выступало из стены. Эфсинии всегда легко давалось творить в Громовом Дворце. Попытайся она своевольничать в обители кого-то другого из демиургов, провозилась бы с неделю. Или вовсе потерпела неудачу.
Заффруа улыбнулся, наблюдая, как посреди комнаты появляется ее сверкающее серебристыми искорками творение. Он с самого начала сделал так, чтобы Громовой Дворец немного подчинялся Эфсинии. Другие боги, пожалуй, назвали бы это недальновидным на случай ссоры. Но он не жалел.
Энель брел по лесу, прислушиваясь к своим ощущениям. Он замаскировал энергетику моррока своей, так, чтобы остальные боги не почувствовали его присутствие среди смертных. Увы, побочным эффектом явилось то, что и самому Энелю его не просто сыскать. Тонкий, едва уловимый след петлял между деревьев, вел мимо деревень, лесными тропинками. То приближался к медвежьей берлоге, то заводил в заросли ярко-красной и спелой реники, ягоды которой были надежно скрыты за острыми колючками.
«Улэ!» - обеспокоенно подумал Энель. – «Ну почему на месте тебе не сиделось?!»
То есть, он сам велел морроку передвигаться, не дожидаясь его, на случай, если остальные раскусят их план и все же отправятся в погоню. Но так быстро?! Окончательно заплутав, Энель вышел к небольшому озеру, где явственно ощущался след моррока. Причем именно первозданной формы Улэ, не прикрытой никакими иллюзиями.
Бог Ветра обеспокоенно разглядывал берег. Подсохшая грязь, много следов. Как минимум, оставленных двумя, величина разная. На траве несколько пятнышек запекшейся крови. Наклонившись, Улэ сорвал их, поднес к губам. Кровь, чуждая этому миру, инородная. Несущая в себе то, что вложил в Улэ его творец. Энель торопливо принялся срывать траву. Поджег ее на своей ладони и держал до тех пор, пока с нее не осыпался пепел. Крови было совсем немного, вряд ли моррок пострадал сильно. Скорей, обо что-то порезался.