Жора вытащил финку и поскоблил лезвием ноготь.
— Хоть сейчас брейся, — сказал он басом.
Моряки захохотали. Все они, включая командира, были молоды, и состояние подбородков редко внушало им беспокойство. Но меньше всех нуждался в бритье Жора Грузинов.
— Пора! — сказал Вихман и повторил: — Ждем до двух. Идите!
…Разведчики еще засветло должны были установить расположение постов вокруг вражеского лагеря и наметить ориентиры для прохода.
Шли глубокой балкой. Скоро вправо и вверх пойдет тропа, ведущая прямо к лагерю.
— Сядем покурим, — сказал Жора. — Может, больше сегодня не подымить…
— Слушай, Жора, — спросил Дементьев, когда они заползли в кусты и закурили, — скажи честно, если хочешь, конечно… Откуда ты? Ты же не одессит.
Грузинов поперхнулся дымом.
— С чего ты взял?
— И не моряк, — спокойно продолжал Дементьев.
— Да ты что, смеешься, что ли?! — вспыхнул Жора, но под взглядом Дементьева сник и опустил голову.
— Откуда узнал-то? Ты… один?
Дементьев пожал плечами и улыбнулся.
— А Вихман? — с надеждой спросил Жора.
— И Вихман, и все.. Что ж, думаешь, моряк моряка от салаги не отличит?
Грузинов начал густо краснеть.
— А чего молчали?
— Сразу не догадались, а потом оказался ты парнем хорошим, боевым. Вот Вихман и приказал молчать, чтобы партизаны тебя не засмеяли.
Грузинов поднял голову и смущенно заговорил:
— Верно. Не был я на флоте. И не одессит. Владимирский я. Из-под Коврова… Вырос в лесах. Мне лес — ну все равно, как тебе Черное море…
Дементьев кивнул и просто сказал:
— Поэтому тебя Вихман сегодня и послал. Ты по лесу ходишь совсем не так, как мы. И ориентируешься здорово… Ну пошли, что ли. Да не унывай: раз приняли тебя моряки в свою команду, значит, душа у тебя морская!
Жора — Георгий Грузинов — был самым сухопутным человеком во всем партизанском соединении. Его знакомство с водной стихией ограничивалось ловлей пескарей в речушках Клязьме и Мстере.
А Жоре больше всего на свете хотелось стать моряком. Совратили его книги. Перечитав все, что было в маленькой школьной библиотеке о флоте и о море, Жора затосковал. На его беду вся семья Грузиновых испокон веков придерживалась исключительно сухопутных традиций. Отец был лесником, дед был лесником, прадед был лесником и пра-пра-прадед тоже, наверное, был лесником. Решив, что лесников в его роду уже вполне достаточно, Жора потихоньку продал подаренную отцом двустволку и уехал на вырученные деньги в Одессу — поступать в моряки.
В моряки он попасть не успел — началась война. Жора явился в военкомат и заявил, что если его возьмут во флот, то он, пожалуй, пойдет добровольцем. Военком посоветовал заглянуть через годик: может быть, освободится вакансия. Жора ответил, что согласен на морскую пехоту, но немедленно. Это была явная наглость. Военком послал мальчишку рыть окопы. Там его ранило осколком бомбы, и он попал в госпиталь. Подлечившись, Жора, как бывалый моряк (с его слов, конечно, потому что документы, разумеется, «пропали»), был зачислен в морскую пехоту и отправлен в Крым. В разведке под Симферополем он попал в окружение. Еле вырвался, потом пытался горами уйти в Севастополь и, наконец, очутился у партизан. Жору направили к Вихману, в группу моряков, так же, как и он, пробившихся из окружения…
…Наступила ночь, душная и тревожная. Со склонов гор над заповедником взлетели осветительные ракеты, озаряя верхушки деревьев мертвенным зловещим светом.
На всех лесных дорогах вражеские заставы, на тропах-патрули.
Уже больше часа Грузинов ползет один. Дементьев остался за внешним обводом непосредственного охранения эсэсовского батальона.
Иногда поблизости слышатся шаги патрульных солдат Жора вжимается в землю, сливаясь с темнотой ночи. От земли идет запах прелых листьев, хвои и смолы. Это — родной запах, запах леса: он успокаивает, и Жора вновь ощупывает перед собой землю и, убирая хрустящий валежник, отгребая сухой лист, упрямо ползет вперед.
У поваленного дерева Грузинов замер: рядом раздались голоса:
— Курт, эйне сигаретте!
— Битте, Карл!
Над ним щелкнуло, вспыхнул огонек зажигалки; Жора увидел двух солдат. Он осторожно нащупал за пазухой гранату. И пока солдаты курили, сидя на поваленном дереве, Жора почти не дышал. Наконец, они поднялись, погасили сигареты о ствол и осторожно пошли вниз. Жора двинулся дальше. Скоро потянуло дымом. Между деревьями замелькали отблески огня. Не отрываясь от земли, Жора, как гусеница, вполз в колючие кусты, окаймлявшие большую поляну. На поляне горели костры. Там и тут вспыхивали красные светлячки сигарет, доносились голоса. Даже смягченная расстоянием, чужеземная речь, то лающая, то гортанная, звучала резко и неприятно.