Неффалим уже не удивлялся. Его вообще люди перестали удивлять давно. Он не ждал от них ничего хорошего. Единственное, что его изумляло, так это человеческая предсказуемость. Предательство - неизменный спутник власти. Власть - неизменный спутник предательства. Какой-то замкнутый круг. И в водовороте этой чехарды - мелкие и смертные людишки-муравьи. Ради чего они так бьются? Ради чего они тонут в этом водовороте? Власть делала людей могущественными, но одновременно с этим абсолютно беспомощными пред силой, которую даровала. Разрушающая сила власти разбивала хрупкие кораблики человеческих жизней в мутном омуте своего наркотического величия. Стирала в душах человеческих любые границы нравственности. Убить? Да, легко. Внука? Пожалуйста? Может быть, следует убить собственную мать, как поступил Нерон? Отчего бы и нет. Отца? Проще простого! О братьях и сестрах, мужьях и женах так и вообще - тьфу, речи не идет. И все ради чего? Ради мимолетного ощущения всемогущества?
Ну, возвела на римский престол Юлия Меза второго своего внука, императора Александра Севера. И что? Зачем все это? Ради тринадцати лет иллюзии власти? Не Александр Север правил империей, отнюдь. Римской империей фактически управляли бабушка и мать императора. Государственная политика в то время велась в согласии с сенатом. Расходы на нужды армии были существенно сокращены, что и привело в итоге к мятежу в легионах. Император, его мать и тщеславная бабушка были буквально растерзаны свирепствующими солдатами. Долго ли длилась власть Мезы? Всего лишь с 222 по 235 года. Немного. Капля в бескрайнем океане времени.
За пределами Римской империи тоже происходило немало событий. В 226 году пала парфянская династия Аршакидов, и к власти пришла персидская династия Сасанидов. В 220 году раскололась на три части могучая империя Китая. Эпоха троецарствия в Китае длилась вплоть до 265 года, когда страной, разделенной на части, правили одновременно три династии: Вэй, Шу и У.
А в Римской империи и вовсе невиданное дело! К власти на целых три года с 235 по 238 -ой пришел крестьянин! То есть сам император Максимин крестьянином, конечно, не был. Но он был сыном фракийского крестьянина. Максимин прошел трудный путь от рядового воина до командующего армией. Армия, собственно, и провозгласила его императором. Политика нового императора, направленная на удовлетворения нужд воинов, естественно, затрагивала интересы сената и крупных землевладельцев. Оттого и вспыхнуло в Риме новое восстание против «солдатского императора», в котором Максимин и погиб вместе со своим сыном.
Ни один человек не способен править так, чтобы его властью были довольны все. Невозможно. Нельзя угодить всем. Неффалим с упоением мечтал о том времени, когда христианство станет единой религией для всех. Вот тогда-то уж точно прекратятся все войны, ибо брату не нужно будет идти на брата. Всем оружейникам земли придется учиться иному ремеслу, ибо человечество откажется от мечей и копий, пик и луков. Перестанет литься кровь, и все люди будут жить на земле единой семьей. Им нечего будет делить. И наступит мир во всем мире.
Неффалим мечтал о том прекрасном времени, вчитываясь в священные книги. Он думал о тех словах, что так настойчиво повторял апостол Иоанн своим ученикам: дети, любите друг друга. А когда его спросили о том, отчего он постоянно твердит одно и то же, он ответил: это заповедь Господа, и если соблюдете ее, то будет довольно. Действительно, одной любви довольно для того, чтобы все люди стали счастливыми. И власть земная тогда будет не нужна. И исчезнет любое насилие. «Так обязательно будет, - думал Неффалим. - И у меня есть шанс увидеть это новое царство, эту обновленную землю. И человека, нового человека с горячей любовью в сердце, я тоже смогу увидеть. Я смогу им стать. Стать равным всем людям, потому что люди станут подобны Иисусу. И смерть тогда перестанет быть желанной для меня, и она перестанет страшить остальных людей».
На фоне той утопии, что рисовалась Неффалиму, настоящая, реальная жизнь казалась серой и неинтересной. Мечты о совершенном мире, где все люди - любящие друг друга братья-христиане, вступали в немилосердное противоречие с круговоротом жестоких жизненных реалий. А Неффалим уже видел себя там, в иллюзорном будущем, сетуя на то, что не может подстегнуть время, заставить его бежать быстрее. Ему было тоскливо наблюдать за тем, что происходило в мире. И уж тем более, сейчас он не желал принимать не малейшего участия в разворачивающихся событиях. Ведь это «сейчас» тянулось для Неффалима и так уже слишком долго.