А тем временем наступил 238 год, и к власти пришел новый император Гордиан III, который правил вплоть до 244 года. Этот император возглавил борьбу против персов в Сирии и Месопотамии. Он погиб на Евфрате, отразив вторжение персов. Его убил некий Филипп Араб, который и стал следующим Римским императором в 244 году. Он заключил с персами мирный договор и переключился на нового внешнего врага империи. В 245 году государственные границы Римской империи нарушили готы. Два года ушло у Филиппа Араба на то, чтобы отразить их нападение, однако погиб он в битве с неким Децием, которого провозгласили новым императором его войска.
Император Деций за два коротких года своего правления с 249 по 251 года организовал первое в истории систематическое преследование христиан, что, несомненно, делало его в глазах Неффалима неугодным правителем. Защищая своих единоверцев, Неффалим попросту стер императора Деция с лица земли, как стер бы пыль со стола, ибо в глазах Неффалима он был даже ничтожнее пыли, ничтожнее песчинки.
С 251 по 253 год в Римской империи сменилось целых три императора. Все они стремились к власти, и это стремление убило их, как убивало прежде почти всех их предшественников. Но все это было мелочью по сравнению с тем, какие беды принесло Римской империи правление Валериана. То, что император Валериан объявил своим соправителем сына Галлиена в 253 году и продолжил гонения на христиан - все это лишь полбеды. Даже не полбеды, а просто неприятный казус. Беда пришла извне. Такой масштабной войны Неффалим за свою жизнь еще никогда не видел, хотя пережил уже столько войн, что и сам со счета сбился. Римская империя только и успевала, что отражать удары вражеских войск. Из-за Дуная в империю непрерывно вторгались готы и другие племена. Рейнскую границу нарушили франки и алеманы. На востоке шла новая война с персами. В Северной Африке воевали с кочевниками из Мавритании. Никогда прежде у Рима не было столько врагов одновременно. Римская империя напоминала тело огромного животного, которое со всех сторон заедали насекомые, обескровливали его. Из такого плачевного положения трудно было выйти победителем. Война между Персией и Римом, начавшаяся в 258 году, к 260 закончилась полным поражением империи. Персидский царь Шапур вторгся в Месопотамию, разгромил местные легионы и овладел рядом городов. Валериану, конечно, удалось вытеснить персов из Сирии, но на этом его победам пришел конец. Недалеко от Эдессы, что в Западной Месопотамии, его армия попала в окружение и была уничтожена, а сам император попал в плен, где и умер.
После смерти Валериана в 260 году по 268 год в Римской империи наступило время политической анархии. Множество военачальников провозгласили себя императорами. Власть сына Валериана, Галлиена, признавалась лишь в самом Риме и Италии. Вторжения вражеских соседей лишь усиливало анархические настроения. Несомненно, усугубляли столь плачевное положение и многочисленные восстания в империи. Вдобавок к царящей разрухе, вновь вспыхнула эпидемия, забравшая множество человеческих жизней. А саму разруху, несомненно, усилили землетрясения, оставляя уцелевших в войнах и болезнях людей без крыши над головой. Галлиен не смог справиться со свалившимися на него напастями, он потерял всяческий авторитет даже в глазах тех, кто изначально был ему предан. Итог его правления был хоть и неутешителен, но закономерен - император Галлиен был жестоко убит заговорщиками.
С 268 по 270 год властвовать пришлось императору Клавдию II, который за два коротких года попытался восстановить политическое единство и военное могущество Римской империи.
Но и время этого императора вскорости истекло.
Водоворот времени безжалостно топил в своей смертоносной воронке целые эпохи, оставаясь бесстрастным, подобно огромному зверю, убивавшему не ради жестокости, но лишь для того, чтобы поддерживать собственную жизнь. Время не трогало лишь Неффалима, оставляя в живых единственного свидетеля своего могущества.
Неффалим проснулся ранним дождливым осенним утром, и сел на кровати, тоскливо вглядываясь в заоконную муть. И запах, этот запах промозглой осени, которая являлась ничем иным, как жалким трупом летнего тепла, так явственно бил в ноздри, отравляя собой уже не жизнь, нет, жалкое существование. Даже лето умирает, а Неффалим нет. Его новое тело было превосходным по своим физическим данным. Ничего не болело. И от осознания этого Неффалиму сделалось очень плохо. Он, опустив голову на руки, внезапно разразился злыми, непрошенными слезами. О, дьявол! Даже боль и та смертна! Боль умерла вместе со старым телом! Ничего не остается! Ничего! Все уходит в прошлое, уходит в небытие, но не он. Неффалиму так хотелось, чтобы хоть что-то в его жизни оставалось неизменным! Так хотелось!