Неффалиму, проживающему свою жизнь в буднях некоего высшего религиозного миссионера, было неясно, когда же именно произошел тот переломный момент, которого он так ждал все эти годы. Ему было неясно, когда именно стоящий на вершине земной и видимой власти человек сделал свой выбор в пользу христианства. Об этом ходили лишь слухи. Говорили, что перед битвой с Максенцием Константин будто бы видел в небе знамение - огненный крест и надпись: «Сим победишь!». Неффалим, конечно же, не мог знать наверняка, правда ли это. Ну, да это и не так важно. Главное другое. Независимо от того, когда именно на Константина снизошло озарение, император решил посвятить себя делам христианской церкви, и это было главным. Миланский эдикт, согласно которому христианство стало узаконенной религией, не подлежащей преследованиям, стал одним из первых законодательных мероприятий императора Константина. В этот момент Неффалим, используя свои рычаги влияния через повсеместно известных религиозных деятелей, добился также возвращения храмовой собственности, конфискованной в период гонений, и признания воскресенья церковным праздником.
Однако Миланский эдикт вовсе не являлся символом религиозной терпимости императора. К большому удовольствию Неффалима, император внял его антисемитским настроениям, и начал преследовать иудеев, подобно тому, как его предшественники преследовали христиан.
И хотя Константин не сделал христианство официальной религией Римской империи, но политика и законы всецело способствовали развитию и распространению христианства, несмотря на то, что он умудрялся при этом сохранять и языческие культы.
Во времена правления этого императора началось и строительство христианских храмов, в частности храм Рождества Христова в Вифлееме и Храм Воскресения Христова в Иерусалиме. Строительство последнего начала мать императора, царица Елена вместе с иерусалимским епископом Макарием. Сама по себе идея строительства храма, который бы включал в себя все христианские святыни, была грандиозной.
Неффалим собирался в дорогу. Сердце его было преисполнено сладостного ликования. В Иерусалиме он уже не был более трех столетий.
Иерусалим почти не изменился с того времени, когда Неффалим в последний раз бывал там. Не было лишь величественного Храма, которым он так восхищался когда-то. Воистину, сбылось все, о чем говорил Христос. Разрушен старый Храм и на его месте скоро воздвигнется новый! Быть может, срок в три дня, указанный Христом и есть те три столетия, что прошли? Ибо что значат для вечности три сотни лет? Три дня - не более, а может и того меньше - три секунды?
Неффалим, в скромном одеянии, подошел вместе с епископом Макарием к Голгофе. Неффалим опирался на посох, колено, как и предупреждал лекарь, ныло, отчего Неффалим слегка прихрамывал. Епископ Макарий, напротив, шел бодро, то и дело опережая своего спутника, потому вынужден был сдерживать свой шаг.
- Я никогда не бывал здесь ранее, - сказал Неффалим, остановившись в бывшем саду Иосифа Аримафейского, тайного ученика Иисуса Христа. Сад этот был расположен почти у самого подножия проклятой горы Голгофы.
И это была чистая правда. Никогда еще прежде Неффалим не подходил к месту казни Иисуса. Хотя он, счастливчик, услышал до конца историю о казни от человека, видевшего все своими глазами. Агасфер настолько ярко описывал это место и саму казнь, что Неффалиму казалось, будто бы он сам присутствовал при распятии.
- Как же? - искренне удивился епископ Макарий.
- Да вот так, - пожал плечами Неффалим, стесняясь сказать епископу, что его обуревает какой-то мистический страх перед этим местом. - Как же получилось так, что вы, хранитель плащаницы, в которое было завернуто тело Господа нашего Иисуса Христа, и не были ни разу в его гробнице?
- Возможно, потому, что не я нашел этот саван в пустой гробнице, а стал хранителем плащаницы намного позже, - улыбнулся Неффалим.