В сердце Неффалима клокотала какая-то беспредельная ярость! Да сколько же можно терпеть этих черных, словно выбравшихся из самого Ада арабов, турков-сельджуков и персов? Словом, мусульман? Сколько можно? Они пришли на христианские святые земли, разграбили Храм Воскресения Христова, построенный царицей Еленой, глумятся над христианскими пилигримами, пришедшими поклониться своим святыням. Единственное, что утешает, так это то, что когда турки хотели получить белый мрамор, который царица Елена положила на трехдневное ложе Спасителя, чтобы никто не касался смертного одра Господа, христиане распилили этот мрамор, чтобы турки не использовали его для украшения своей богохульной мечети. Сколько можно терпеть все эти непотребства? Неужели он, Неффалим, поклявшийся всю свою бесконечную жизнь без остатка потратить на ярое служение Христу, будет спокойно смотреть на все это? Довольно!
Ему незамедлительно необходимо было поговорить с нынешним папой, Урбаном II, для чего велел тому срочно явиться к себе. Вскоре папа инкогнито явился в Константинополь.
Неффалим встретил своего верного слугу холодно, однако Урбан II, семья которого относилась к старинному дворянскому роду, был приучен к сдержанности. К тому же, он прекрасно понимал, что это для всего христианского мира он наместник Бога на земле, непогрешимый и всемогущий, царь царей, а для Неффалима он всего лишь верный и покорный слуга.
- Как поживаешь, достопочтенный Одо де Лажери? - осведомился Неффалим у папы, нарочно обратившись к Урбану его настоящим именем, чтобы подчеркнуть свое превосходство. Да, пусть папа знает и чувствует низвержение своей божественности и непогрешимости в присутствии бессмертного Неффалима.
Урбан, низко поклонившись Неффалиму, прошел к камину, на ходу развязывая тесемки тяжелого шерстяного плаща, искоса изучая Неффалима. Урбан прекрасно знал, кто перед ним находится, но видел великого бессмертного хранителя христианской Церкви впервые.
Неффалим заново переродился не более двадцати трех лет назад, и новое тело его дышало юностью. Внешность великому бессмертному с этим телом досталась весьма завидная. Белое, точно выточенное из алебастра, лицо, с правильным римским носом, красивыми большими, почти василькового цвета, глазами и прекрасно очерченными губами. Черные, густые, слегка вьющиеся волосы ниспадали на широкие плечи пышным каскадом. Узкие бедра подчеркивал широкий кожаный пояс, надетый поверх какого-то восточного одеяния, напоминающего халат. Бессмертный был чисто выбрит, отчего щеки его отливали синевой. Урбан с осторожностью изучал Неффалима, а Неффалим холодно и даже с какой-то долей презрения изучал папу. Наконец, папа, смущенный затянувшимся молчанием, пробормотал:
- В Константинополе довольно тепло...
Неффалим усмехнулся.
- Бог миловал Византию от строительства огромных замков, которые уж точно обогреть не под силу. Да и климат, знаешь ли, располагает. Можешь быть уверен, что в моем доме тебе не придется ночевать со мной на одной кровати, как принято в Европе. Для тебя отведена отдельная спальня.
- Много чести, Вечный Отец, - еще ниже поклонился Урбан.
- Думаю, что нам не помешало бы поесть, - продолжал Неффалим ровным голосом, продолжая сверлить папу придирчивым взглядом. - Ты весь в дорожной пыли. Может, хочешь принять ванну?
- Частые ванны вредят здоровью, Отец, - ответил папа с достоинством. - К тому же, последнюю ванну я принимал совсем недавно, года не прошло. Так что не стоит беспокоиться.
- Как хочешь, - бросил Неффалим, брезгливо отвернувшись.
О, где ты, где ты, Рим? С твоими банями и бассейнами? Неужели с приходом христианства все люди в Европе так и останутся завшивевшим племенем, ловящим блох в собственных постелях?
- Надеюсь, что у тебя нет никаких предубеждений относительно скоромной пищи? - усмехнулся Неффалим.