Выбрать главу

« Кажется, мне сейчас крышу снесет! Вот черт! Черт!», - то и дело думал Рон по пути в аэропорт. Его сопровождал в машине все тот же Дмитрий Афанасьев. Даже по его непроницаемой физиономии было видно, что он страшно доволен тем, что Рон так быстро принял решение.

«Да тут и думать было нечего!», - словно отвечая Дмитрию, подумал Рон.

И снова это дурацкое «Вот черт!». Кажется, от переизбытка эмоций Рон окончательно позабыл весь имеющийся у него словарный запас. А радость-то, оказывается, делает людей более тупыми, чем они есть на самом деле.

Автомобиль, в котором ехали Рон и Дмитрий, остановился. Ученый и не заметил, как они въехали на территорию какого-то частного аэропорта. К своему величайшему удивлению, Рон увидел перед собой не какой-нибудь гражданский самолет, а настоящий военный истребитель. Впрочем, может, это был и не истребитель. Он не слишком-то разбирался в технике. Даже микроволновка и та с ним не очень дружила.

- Что это? - открыв от удивления рот, Рон вышел из автомобиля и уставился на это авиационное чудо техники. - Мы что, полетим на этом? А оно точно летает? Может, лучше гражданскими авиалиниями?

Дмитрий, ничуть не удивившись реакции Рона, спокойно пояснил:

- Дело в том, что мне приказали доставить вас как можно скорее. Путь нам предстоит неблизкий, так что никаких гражданских самолетов!

И, видя, что Рон колеблется, успокаивающе похлопал его по плечу.

- Да не бойтесь вы!  Этот малыш только выглядит, как истребитель, а внутри он настоящий пацифист.

- Вы хотите сказать, что самолет больше не используется в военных целях?

- Я хочу сказать, что этот самолет только внешне похож на военный истребитель. Если быть точным, то эта филигранная подделка под французский тактический истребитель «Рафаль». Но «Рафаль» развивает скорость не больше 2100 километров в час, а наш красавчик летает в два раза быстрее! - немного хвастливо пояснил Афанасьев. - Не робейте!

Рон хоть и разволновался, так как летать со скоростью в четыре тысячи с хвостиком километров в час ему еще не приходилось, все же послушно последовал за Дмитрием Афанасьевым по трапу в салон.

Едва он устроился в удобном кресле, Дмитрий подошел к нему со шприцем в руках.

- Надеюсь, вы понимаете, профессор, что в целях безопасности, мы не можем сказать вам, где именно находится наша лаборатория. Поэтому я вынужден дать вам снотворное. Поверьте, это не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Я просто должен это сделать.

Рон беспомощно уставился на шприц. Он и без того слишком сильно нервничал. Поняв, что происходит с Нэшвилом, Дмитрий равнодушно бросил:

- Еще не поздно отказаться...

Отказаться! Как же! Отказаться от перспективы сотворить чудо? Получить зеленый свет в науке, которой Рон собирался посвятить жизнь? Нет! Если идти вперед, то до конца!

 Рон закатал рукав своей толстовки и протянул Дмитрию руку для инъекции.

Очнулся он в какой-то комнате, освещенной мягким голубоватым светом. Рон лежал на низкой, удобной кровати. Рядом с кроватью стоял маленький столик. На противоположной стене - большое круглое окно, похожее на иллюминатор. Рядом с этим окном - иллюминатором, прямо на стене, Нэшвил увидел что-то вроде пульта управления с множеством маленьких кнопок.

 Рон с трудом встал с кровати. У него жутко болела голова. Он понятия не имел о том, что за лекарство вколол ему Дмитрий, однако подействовало оно мгновенно и, похоже, продолжает действовать и сейчас, так как во всем теле чувствовалась слабость, а веки были словно залиты свинцом. Во рту пересохло, как в пустыне, потому Рон с трудом подошел к двери, которая при его приближении бесшумно отъехала в сторону. Нэшвил вышел в коридор и увидел множество выходящих в коридор дверей, точно таких же, как и та, которая открылась перед ним. Сам коридор был пуст.

- Эй, - хрипловато крикнул Рон. - Есть кто-нибудь?

Ответом ему послужила тишина, и Рон решил пройти по коридору, чтобы отыскать хоть кого-то, кто мог бы ему все объяснить. Он прошел по коридору прямо, стуча во все двери подряд, пока, наконец, одна из них не открылась. На Рона уставилась сонная и очень недовольная физиономия молодой, лет двадцати восьми, девушки, которая ворчливо пробормотала что-то по поводу того, что ей спать не дают.