Спустя еще пять лет, Неффалим вполне мог составить конкуренцию любому взрослому воину-сколоту. Он уступал им разве что в физической силе, но за годы изматывающих тренировок стало ясно, что равных ему в меткости конных стрелков просто не существует. Сколоты стали называть Мадия не иначе, как сыном их верховного отца Папая, которому, как известно, подчиняется даже Арес, покровитель всех воинов. Означало ли это, что Мадий в глазах сколотов выглядел почти полубогом, Неффалим не знал. Но он точно знал, что пользуется несомненным авторитетом у этих кочевников, а это значило для него только одно: чем больше его будут уважать, тем более вероятно, что они не станут перечить, когда он решит уехать от них в Ольвию, в город эллинов.
В ту злополучную ночь, два года спустя, Неффалиму приснился сон. Сон не был кошмаром, и все же вызывал чувство безотчетной тревоги. Ему снилось, что сколот Атей, который называл его своим отцом, внезапно начал выворачиваться наизнанку. Он подошел вплотную к Неффалиму и широко открыл рот. А из этого распахнутого рта внезапно начали вылезать сначала его ноги, потом туловище и руки, затем его собственная голова навыворот. Зрелище было отталкивающим. Все внутренние органы Атея, его мышцы и скелет оказались снаружи. Неффалим даже во сне почувствовал тошнотворный запах его внутренностей вперемешку со свежей кровью. Затем вывернутый наизнанку Атей протянул Неффалиму свои отвратительные руки, сложил их ковшиком. В мясных красных ладонях плескалась темная густая жидкость, в которой без труда угадывалась кровь.
- Пей! - приказал сколот Неффалиму. - Пей!
Неффалим попытался бежать, но его ноги словно застревали в чем-то, не давая двигаться достаточно быстро. Чтобы выяснить, что же ему мешает бежать, Неффалим посмотрел вниз и тут же пожалел об этом. Он увидел, что вокруг его ног вращается песочная воронка, постепенно набирая силу и увеличиваясь в диаметре. Она увеличивалась и увеличивалась, росла, медленно затягивая Неффалима в свое мелкопесчаное чрево, где каждая песчинка - чья-то жизнь.
«Я погрязну в убийствах!», - с ужасом подумал Неффалим и проснулся.
И сразу же после пробуждения почувствовал что-то неладное. Что-то было не так, но, что именно, Неффалим не понимал. Однако он внутренне напрягся, как зверь, предчувствовавший беду. Какое-то время он просто лежал под овчинным одеялом, прислушиваясь к ночным звукам. За перегородкой слышалось размеренное дыхание матери-сколотки и новой жены Атея, которую он привел в шатер полгода назад. Она уже была беременной, и безумно раздражала своим нравом и без того нервную первую жену. Но сейчас обе крепко спали. Неффалим осторожно откинул в сторону одеяло и тихо встал, чтобы не разбудить женщин. Он осторожно взял в левую руку кинжал, правой тихо вытащил из деревянных ножен акинак. Неффалим в тот момент не отдавал отчета в своих действиях, так как до сих пор не мог понять, что именно в ночной тишине вызывало у него такую тревогу. Он крепко сжимал рукояти обоих клинков, не замечая, как пот струится по его лицу. Он аккуратно отодвинул в сторону полотняную занавеску, что отделяла его спальное место, и взглянул на спящих женщин. Атея в шатре не было, так как обычно ночью он спал рядом с лошадьми. Он с другими сколотами по ночам по очереди объезжал стада, отгоняя и убивая волков, которые особенно близко подбирались к овцам. Неффалим прислушался к звукам на улице, и понял, наконец, причину своей тревожности. Он не слышал ни человеческих шагов, ни осторожной лошадиной поступи, ни животного фырканья. Ничего. Ночная тишина была абсолютной. Так, словно все живое вымерло.
Неффалим тихо, как хищник, выскользнул из шатра наружу. Ночь стояла холодная и ясная. Звезды блестящими песчинками пронзали черное небо без облаков до самого горизонта бескрайней степи. Белый диск убывающей луны освещал своим мертвенным светом место ночлега. Все вокруг казалось эфемерным, каким-то ненастоящим, неживым. Черными скалами возвышались над степью немногочисленные шатры, отбрасывая в лунном свете длинные причудливые тени. Прячась в тени шатра, Неффалим, пригнувшись, бесшумно крался вдоль повозки. Он осторожно подошел к своей лошади, которую собственноручно стреножил накануне, и отпустил пастись. Сейчас она мирно спала. Неффалим тихо протянул руку и коснулся ее пальцами. Обычно чуткое к любым прикосновениям животное осталось лежать на месте. Что-то черное обвилось вокруг ее шеи, но уже через секунду Неффалим понял, что это никакая не веревка, а глубокий порез. В отчаянии Неффалим оглянулся. Было тихо. Остальные лошади, принадлежащие Атею и другим сколотам, также лежали без движения. Проверять, живы ли они, Неффалим не стал. Он бросился назад к шатру и, уже не прячась, встал так, чтобы его можно было увидеть отовсюду, громко закричал: