- Вставай, утро уже! - без особой на то надобности пояснил сколот.
Неффалим кивнул и принял из рук кочевника еду и питье.
После завтрака сколоты, наконец, вошли в Ольвию.
Город Иерусалим после провинциального Назарета казался Неффалиму просто исполинским, но Ольвия превысила все его, даже самые смелые, ожидания. Это был город-муравейник. Город городов! Здесь было грязно и почему-то везде воняло тухлой рыбой. Конечно же, Неффалим слышал, что все портовые города пахнут плохо, но чтобы так плохо! Нет, об этом даже подумать было страшно. Казалось, что базар находится не на центральной площади, агоре, а начинается прямо у ворот города. Казалось, что этим базаром был сам город.
Атей взял Неффалима за руку, пояснив, что здесь очень просто затеряться. А поскольку он не хочет, чтобы его сын оказался в руках работорговцев, мальчика следует никогда не упускать из виду. И хотя здесь имеется много соблазнов, которые могут привлечь десятилетнего мальчишку, ему также нужно вести себя осторожно. Неффалим, конечно же, не стал спорить.
Кроме рыбы, в городе также торговали различным зерном, уже готовой мукой, а также виноградным вином. Торговали украшениями, тканями и утварью. Торговали оружием, шерстью, животными, людьми. Словом, базар в Ольвии ничем не отличался от тех базаров, к которым привык Неффалим. Отличался он только своим размахом. Впрочем, эллины всегда вызывали у Неффалима улыбку своей склонностью делать все слишком. У них были слишком большие дома, слишком огромные корабли, слишком утопичные книги. Богов у них также было слишком много. Поэтому, что же может быть удивительного в том, что базар в греческом городе - это базар базаров?
Атей шел не спеша, рассматривая разные товары, но рядом с одним торговцем сладостями он остановился. Точнее, остановился Неффалим, с тоской глядя на горы сушеных фиников. Ему так остро захотелось домой, в Назарет, что он с трудом сдержал слезы, внезапно навернувшиеся на глаза. Как хотелось убраться прочь от этих кочевников, из этого глупого, жестокого и холодного места в теплую Галилею! Но Атей по-своему расценил действие своего сына. И хотя у него было не очень много денег, подошел к торговцу и купил у того горсть сладких фиников, чтобы угостить ими Мадия. Ведь тот никогда в жизни не пробовал этого райского угощения, довольствуясь в жизни лишь терпким вкусом диких маслин, что иногда встречались в степи.
Неффалим принял из рук Атея финики, и опустил глаза, смущенный искренней улыбкой сколота. Что-то вроде жалости шевельнулось в его душе по отношению к этому человеку. Он подумал, что и сам поступил бы точно так же, если бы речь шла о его детях. Неффалим понимал, что сколот считает его сыном, но не знал, как объяснить ему, что у него есть другая семья, есть свои дети, есть другой дом и другая родина, которую ему необходимо отыскать. Неффалим подумал о том, как будет тосковать сколот, когда ему придется покинуть его. Ведь как сильно тосковал сам Неффалим, когда его сын Иаков отправился в Иерусалим учиться книжной науке. Как переживали они тогда с Саррой! Но у них все же было то, чего сам Неффалим решил лишить Атея. Они с Саррой всегда знали, где их сын, он иногда писал им, иногда приезжал в гости. Да и Неффалим захаживал к нему, когда бывал в Иерусалиме. Атей же никогда не узнает, куда уедет его сын Мадий! Он обречен будет всю жизнь пребывать в неизвестности.
Не успел Неффалим поблагодарить Атея за подарок, как тот быстро потащил его в сторону.
- Нашел, - пояснил он, указывая рукой куда-то. - Вот они!
Неффалим быстро перебирал ногами, чтобы поспеть за широкой поступью Атея. Сколот шел, расталкивая людей, но при этом крепко сжимал руку Неффалима, чтобы тот случайно не затерялся в толпе. В какое-то мгновение Неффалиму показалось, что он вновь очутился в той обезумевшей массе людей, что несла его в далекий месяц нисан к беме, на которой казнили несчастного лекаря Иисуса. У него закружилась голова. Появилось чувство беспомощности, как и тогда, когда он не мог противостоять толпе, подчинялся ее воле. Неффалиму стало плохо. Он затравленно оглядывался по сторонам в надежде найти хоть какое-то разумное объяснение своей панике. Но вместо того, чтобы успокоиться, не найдя причин ее, он внезапно похолодел. Ему показалось, что в толпе мелькнуло окровавленное лицо казненного Иисуса. Лекарь улыбнулся Неффалиму и вновь затерялся в толпе. Неффалим моргнул от неожиданности, затем оглянулся по сторонам, желая найти это лицо, посмотреть на него еще раз. Но тщетно. Лицо появилось, как призрак пережитого кошмара, как марево внутренних страхов Неффалима, и исчезло, оставив его в отчаянии. «Он тоже умер, как и я!», - вертелось в голове Неффалима. «Он здесь, он тоже здесь, в этом мире! Он умер, я же помню, что он умер. И я тоже умер. Мы с ним оба мертвы. Я непременно должен его найти и поговорить с ним!»