С гаражами в СССР была примерно та же засада, что и с отдельными квартирами, если не хуже. Это хорошо показал Эльдар Рязанов в своем фильме про гаражный кооператив — возможно, для него это было что-то наболевшее. Но диагноз проблемы совершенно не означал наличие адекватного лечения. Гаражей было мало, строили их с диким отставанием от набирающей темп автомобилизации граждан, распределялись они очень странным образом, да и свободно купить их было почти невозможно — для этого надо было стать членом одного из тех самых гаражных кооперативов и получить за немалые деньги освобожденное предыдущим товарищем машиноместо. И стоили они чуть ли не дороже квартир.
Снять гараж тоже было непросто. Теоретически это можно было сделать через объявления в газетах или на бирже в Банном переулке — там, где народ занимался и квартирным обменом, — но практически всё, что касалось гаражей, замыкалось на правление кооперативов. Деньги они, разумеется, тоже любили и могли помочь страждущим, но это заметно увеличивало стоимость аренды. У меня лишних денег не было, но я подумывал про визит в ближайшие гаражи, чтобы за бутылку водки купить доступ на пару часов к обычному верстаку с тисками. Ну или без тисков — это как повезет. Вмешательство Елизаветы Петровны уберегло меня от лишних унижений, за что я был ей очень благодарен.
Взамен мы с ней договорились начать взаимовыгодное сотрудничество. Она получала помощь в содержании квартиры, а я показывал, что у меня есть крепкая мужская рука, которая может сделать быт двух женщин чуть более комфортным. В конце концов, за свою жизнь я прошел через массу ремонтов и имел квалификацию, которой хватило бы, чтобы стать в ЖЭКе сантехником или целым слесарем. А после сдачи экзаменов по ПУЭ — или как они сейчас называются — и электриком. Перед существующим контингентом у меня было одно большое преимущество — я почти не пил. Ну почти. Да и то предпочитал пиво.
В общем, весь понедельник я с нетерпением ждал знакомства со своей новой мастерской, но мироздание словно решило немного испытать меня.
Когда после окончания пар меня перехватила Натаха, я испытал нечто вроде злости, хотя эта девушка была ни в чем не виновата.
Натаха — вернее, Наталья Савельева — была у нас в группе единым в трех лицах лидером. Никто её не назначал и не выбирал, во всяком случае, ничего подобного я не помнил, но она заведовала одновременно комсомолом и профсоюзами и в дни выдачи стипендий собирала взносы. Ещё она была старостой и отмечала отсутствующих на лекциях и семинарах — если преподавателям по каким-то причинам было лень заниматься этим самим.
Мне её активизм и в первой жизни был до одного места, а сейчас и подавно. Тем более что теперь я точно знал, что ничего она со своей вовлеченности в общественные процессы не поимеет. На втором курсе Натаха залетела от какого-то случайного любовника, родила здорового паренька весом в четыре с половиной килограмма, ушла в академический отпуск, после которого перевелась на заочное отделение и навсегда исчезла из моей жизни.
В принципе, три её должности подразумевали, что у неё имелись возможности устроить подлянки тем, кто её по каким-то причинам не устраивал. Например, мелкая пометка в журнале посещаемости могла всерьез испортить репутацию с деканатом. Вернее, потом придется долго и нудно доказывать, что ты был на той лекции, а Савельева ошиблась — и в конце концов доказать, но ничего приятного в этом процессе не было. Натаха ещё могла вспомнить твою фамилию, когда комсомольские лидеры придумывали что-то воодушевляющее, но при этом бесплатное и пожирающее прорву времени. В общем, с ней лучше было поддерживать хорошие отношения — на всякий случай.
В целом я уважал её стремление освободить своих одногруппников от утомительного общения с различными комитетами, поэтому особо над ней не издевался. Ну а для меня-сегодняшнего люди вроде Натахи интереса вообще не представляли, и за месяц моего пребывания в прошлом мы общались лишь дважды — перед отъездом я предупредил её, что отпросился в деканате, и она пообещала проследить, чтобы мне не поставили заслуженные прогулы, а после возвращения отблагодарил шоколадкой. Конечно, я мог просто из природной доброты предупредить её о необходимости изучить способы применения презервативов, но это было сродни пророчествам Кассандры — Натаха обязательно забудет о моих словах и будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Или не будет, я же не знал, как она восприняла внебрачного ребенка. Могла и порадоваться тому, что подарила миру нового человечка. Мир, конечно, такие подарки не ценит, но матери всё равно ими гордятся. А она хорошо подходила на роль «яжематери», хотя, наверное, пока ничего не знала про овуляшек, беременюшки и про то, как масюн ножками пихулечки.