Эти разговоры в моей жизни случились чуть позже, когда началась перестройка и на страницы газет и журналов вывалилось некоторое количество советского дерьма, которое власти много лет тщательно заметали под ковер. Но ребята из Ростовской области у нас действительно учились, и теоретически они могли что-то слышать про дела Чикатило и поделиться своими знаниями с кем-то из сокурсников.
— Должны проверять, — жестко сказал Валентин. — Но почему-то в этом случае не доработали.
— Да, неудобно получилось, — согласился я.
— Егор, а почему ты не хочешь скрыться, пока его не поймают? — напомнил о своем предложении Михаил Сергеевич.
— Да тут просто. Думаю, он начнет с квартиры Аллы, я-то в общаге прописан, должен же он понимать, что там толпы студентов шляются. А у Аллы… если мы съедем, то бабушка-то останется.
— Ей тоже можно предложить пожить в другом месте, — сказал Валентин. — У нас есть фонды.
— И сколько жить непонятно где? Он приедет, увидит, что никого нет, затаится, мы вернемся — а он появится, как чертик из коробки. Нет уж… я буду ждать его там. Только женщин можно спрятать…
— Я тоже останусь! — воскликнула Алла.
— Ал, это очень серьезно, — я тронул её за плечо. — Второй раз я могу не успеть.
— Всё равно! — упрямо сказала она. — Я не брошу тебя.
Нас прервал легкий смешок, который совсем не подходил к ситуации. Мы оглянулись. На нас с чувством легкого довольства смотрел Михаил Сергеевич.
— Я ещё в первую нашу встречу почувствовал, что между вами всё сложится, а вы меня переубеждали, — сказал он. — Нужно больше доверять суждению старших. Это и нынешней ситуации касается, — добавил он чуть жестче. — Вам лучше съехать и довериться профессионалам, а не геройствовать самим. Ты, Егор, уже на три жизни нагеройствовал, не пора ли остановиться?
— Я с ним справился один раз, справлюсь и во второй, — уверенно сказал я, хотя меня била крупная дрожь. — Не такой он и страшный, его метод срабатывает только с теми, кто сам боится. Вот это он умеет хорошо — запугивать женщин и детей.
Я покосился на Аллу, надеясь, что она не приняла мои слова на свой счет, но вроде бы пронесло.
— Тем не менее… вряд ли тебе стоит влезать в оперативные мероприятия правоохранительных органов, — сказал Валентин. — Ты не являешься штатным сотрудником.
— Возьмите внештатным, — я пожал плечами. — Меня тут наш институтский комсомол в активисты тянет, почему бы до кучи ещё и милиции не помочь? Раз уж он на нас нацелился…
— Не только милиции, госбезопасность тоже подключится, — перебил меня старик. — Ведь так, Валюша?
— Придется, Михал Сергеич, куда деваться, — тот недовольно поморщился. — Только у нас с оформлением сложнее. Проверки всякие, анкеты, характеристики…
Тут я вспомнил про то, зачем я вообще связался с комсомольцами.
— Михаил Сергеевич, простите, если вопрос немного наглый, но вы не просили никого меня проверить по комсомольской линии? А то на неделе в наш комитет приходил товарищ из райкома, интересовался мной…
— Нет, ничего подобного… а что за товарищ и что за интерес? — напрягся старик.
— Наш комсорг сказал, что его Вадик зовут, и они знакомы. Вроде инструктор. Но почему этот Вадик решил что-то обо мне узнать — не знаю.
— Валя, это не могут быть ваши?
— Наши? Нет, вряд ли… да и через комитет комсомола заходить — что за глупость? У нас таких ресурсов нет. Тебе это чем-то грозит? — спросил он у меня.
— Сомневаюсь… — я покачал головой. — Хотя я уже подписался на доклад по текущей международной политике… Небольшой, часика на полтора.
Я улыбнулся, но шутка пропала даром.
— Серьезная задача, — сказал старик. — Надеюсь, ты сможешь нормально его подготовить.
— Да смогу, ничего сложного. Вот пока буду ждать Чикатило — и наваяю.
— То есть ты уже всё решил? — уточнил Валентин.
Можно подумать, у меня был другой выход. Михаил Сергеевич с Валентином, а также все менты и чекисты Советского Союза могли относиться к гражданину Чикатило очень серьезно, но в этом времени его черную душу до конца понимал только я. Для всех остальных он был одним из многих преступников, которым требовалось внимание правоохранительных органов. Я же точно знал, что он очень целеустремлен и опасен. И я его очень боялся — хоть и храбрился во время обсуждения деталей.