Все обошлось благополучно, в панику впадать не стоило. И на Раюху орал напрасно. Раздражаться да капризничать полагается, как известно, жене, когда она пребывает в интересном положении, а ты… И суп можно было дохлебать, и второго поесть, а то уже под ложечкой сосет.
Получив вполне вразумительные ответы на свои вопросы, преподаватель, выразительно хмыкая, повертел в руках расползавшуюся по швам маску, выслушал бормотание про нехватку времени (на работу-де вчера после занятий пришлось ехать, пора-де горячая…), хмыкнул в последний раз и, вернув маску, которую красный от стыда Воронцов тут же начал запихивать в карман, отпустил с миром…
Выйдя на улицу, Василий постоял под тополями, порылся в карманах пальто и, подбрасывая на ладони монету, направился к телефону-автомату.
После неудавшегося обеда Рая успела: поплакать, полежать, пройтись — заплатить за квартиру-газ-свет и купить молока, помыть посуду, принять душ, посмотреть по телевизору двухсерийный фильм, разложить в метре от дивана раскладушку. В одиннадцать часов, устав ждать мужа, легла и сразу же уснула.
Ее не разбудил ни лязг замка, ни скрип дверей и рассыхающегося паркета, ни протяжный стон принявшей тело мужа раскладушки. Разбудил ее, видимо, храп; по крайней мере, проснувшись, она прежде всего выделила из яви именно его. Потом разглядела в полумраке комнаты, подсвеченной через окно уличным фонарем, раскрытый рот лежащего на спине Василия, и лишь потом в лицо ей ударил запах не то какого-то душного вина, не то духов. Рае стало нехорошо, она едва успела добежать до ванной… Почистив зубы, вернулась, приоткрыла форточку, подошла к раскладушке. Лицо мужа, перекрещенное тенями, казалось обиженным и злым, даже какая-то мстительность померещилась ей в напряженном оскале его рта. Из кармана косоплече повешенного на стул пиджака торчало что-то белое, Рая потянула — это была маска. Со вставленными стеклами и широкой затылочной резинкой, она, так и недошитая, приобрела, однако, пугающую законченность: ее можно было представить надетой. Рая вдруг с силой швырнула маску на пол, под книжный шкаф, и тут же почувствовала озноб, пошедший по телу от босых ног. Она еще раз взглянула в лицо Василия и легла, но теперь долго — думая ни о чем и обо всем сразу — не могла заснуть.
…Случилось все, пожалуй, под утро. Комната, та, дальняя их комната, была ртутно освещена; в углу, вместо тумбочки с телевизором, стояла детская кроватка — в ней спала Машенька… Хрипело в коридоре радио. Рая, застегивая пуговицы халата, смотрела в окно. Из соседнего дома выбегали, кутаясь в плащи, в белые накидки, одеяла и простыни, люди. Она узнавала некоторых: контролер из сберкассы… продавщица молочного отдела гастронома… От ощущения огромного несчастья и необходимости искать спасения сердце Раи билось гулко и неритмично. Она подбежала к кроватке, вынула дочку и, непроснувшуюся, начала одевать: просовывала толстые ручонки в рукава распашонок, завязывала тесемки тапка…
И вдруг в комнату ворвался Василий. Был он в белых летних брюках, в светлом плаще и панаме; выпученные глаза вращались, губы ощеренного рта прыгали.
— Где моя маска? Маска моя где?!
Он заметался по комнате: раскидал постель на диване… открыл шкаф и, выбрасывая книги, залез в него с головой… запустил трясущиеся руки в пустую кроватку дочери и шарил там, шарил…
— Где моя маска?! Ты украла мою маску!!!
Встав на четвереньки, он забегал по полу, заглядывая во все углы, прополз возле Раи — под свесившимися, недообутыми ножками дочки, которую она крепко прижимала к себе, и вдруг кинулся, грохоча коленями по паркету, снова к книжному шкафу. С торжествующим хохотом он вытащил из-под шкафа маску и, не поднимаясь с четверенек, стал натягивать на искаженное лицо. Резинка оказалась короткой, недосшитые края маски разошлись, торчащая фланель напоминала что-то живое. Схватив с полу слетевшую — пока ползал — панаму и насадив ее до ушей, он выбежал.
За окном полыхнуло. Свет в комнате начал переливаться, становясь все ярче, и вот — нестерпимый — ожег Рае глаза…
Она проснулась с мокрым лицом, на влажной подушке. Из угла оконной рамы било, слепя, солнце… Проснулась и сразу почувствовала тупую боль в животе: окостеневшие ее руки все еще сжимали, все еще давили его. Она испуганно разжала пальцы, осторожно вытянула руки вдоль тела и так лежала, переживая приснившееся, не ощущая слез, продолжавших катиться по щекам. Потом повернула голову вправо и увидела в метре от себя лицо спящего мужа. Оно было столь не похожим на то, из сна, что Рая как-то сразу успокоилась. Приснится же этакий ужас!