– Spasibo. I am, nemnogo ponimay po-russki. – Проговорил ЦРУшник продолжая хитро улыбаться.
– Ах ты, черт. Везет же мне на вас. – Дернул головой Вячеслав.
– Николай, – представился Васнецов, протянув руку Дональду.
– Nick? – Хорнет подмигнул Николаю, пожав его руку.
Тем временем Рэймен что-то тихо сказал двум чернокожим, которых Сквернослов развлекал карточными фокусами. Те поднялись и стали выходить.
– I like you, dude! – Весело произнес Томас, хлопнув на прощание Славика по плечу.
– Господа, вы присаживайтесь. – Заговорил Лазар. – Сейчас будет весьма обстоятельная беседа. А я буду соответственно, переводить. Сейчас придут оппоненты наших друзей. Я попрошу вас быть сдержанными и осторожными. Господину Рэймену было не просто добиться принятия решения об оказании медицинской помощи вашему раненому другу. И сейчас на повестке будет вопрос о том, чтобы изменить ваш статус пленников на более благоприятный для вас.
– Понятно, – Варяг потер бороду, садясь на стул. Николай присел рядом.
Американцы сели с другой стороны стола. В помещение вошли еще трое. Невысокий, с одутловатым лицом и сверкающей в свете ламп лысиной, человек в меховой безрукавке поверх плотного серого свитера, следом худющий высокий и сгорбившейся человек с длинными черными волосами и в больших очках. Выглядел он достаточно молодо. Казалось что ему меньше сорока. Хотя наверняка это впечатление обманчиво. Просто этого человека молодила некоторая женоподобность лица. Замыкала рыжеволосая толстая женщина в годах с каким-то злым выражением лица, враждебность которого подчеркивали сильно опущенные уголки маленького рта.
– Господа, прошу вашему вниманию. – Лазар кашлянул в кулак и поправил очки, – Окружной судья Эдвард Линч, канадский журналист Филипп Даладье и Мадлен Раковски… Эээ, бывшая спортсменка по фигурному катанию.
– Некислую фигуру она себе накатала, – тихо усмехнулся Сквернослов, явно удивленный тем, что в нынешние времена можно быть настолько толстой. – Со жратвой тут проблем смотрю нет.
– Славик, заткнись уже, наконец, или я порошу тебя увести отсюда, – процедил сквозь зубы Яхонтов.
– Сорвалось, – пробубнил недовольно Сквернослов.
Вновь вошедшие, расселись вдоль дальнего края стола. Женщина бросила ненавидящий взгляд на русских.
Лазар придвинулся ближе и тихо проговорил.
– Господа, я постараюсь перевести вам все…
* * *
– И все же, Морган, стоит ли тратить наше время на этих людей? – недовольно проговорил лысый окружной судья, обращаясь к Рэймену.
– Вы куда-то торопитесь? Вам есть чем занять ваше время? – Чернокожий рейнджер улыбался.
– Оставьте ваш сарказм. Меньше всего мне хочется сидеть в обществе этих русских и выслушивать ваши доводы в пользу сохранения им жизни.
– Чертовы варвары, – фыркнула Мадлен.
– Надо признать, справедливости ради, что как варвары поступим мы, если огульно будем обвинять этих людей во всех наших бедах. – Покачал головой Дональд Хорнет.
– А кого нам обвинять?! – Взвизгнула Раковски. – Кого, черт вас подери?! Они напали на нас! Они разрушили наш мир! Посягнули на нашу свободу! На наш образ жизни!
Дональд надул щеки и демонстративно сделал громкий и долгий выдох.
– Не паясничайте! – Мадлен от этого рассвирепела еще больше. – Вы тоже виноваты! Вы прошляпили их приготовления! Вы недооценили их угрозу! Вы же офицер ЦРУ, будьте вы прокляты! Они еще за несколько лет до войны бомбили Джорджию, а вы палец о палец не ударили, чтобы противостоять этому дикому медведю!
– О господи, – вздохнул Рэймен и прикрыл лицо ладонью, – Миссис Раковски, – устало проговорил он, – Я уже не один раз объяснял вам, что они бомбили не штат Джорджия, где жила ваша бабушка, а бывшую советскую провинцию, которая на нашем языке тоже называется Джорджия. И это не в нашей стране, а в тысячах миль отсюда, на границе с их страной.
– Но они бомбили ее! Как варвары! Зачем?!
– Черт возьми, я не знаю зачем! – рявкнул Морган, – Это было в другой жизни, в другую эпоху, в другом мире! Я не знаю, зачем они ее бомбили! Равно как не знаю, зачем мы бомбили Ирак или сербов! Не знаю!
– Но это разные вещи, – развел руками Линч. – И вы не смеете так говорить, – Судья пригрозил пальцем. – Вы, Морган, известный в свое время смутьян. Вы же армию бросили из-за своей неприязни нашего, американского общества. А теперь ваши симпатии этим большевикам наводят на мысль что вы изменник.
– Эдвард, ты всегда был тупицей, – покачал головой Рэймен. – Я любил Америку больше чем все вы, горе патриоты, носящиеся с идеей особой мировой миссии нашей страны. Да, я любил и люблю свою страну. Даже не смотря на то, что мой дед подвергался побоям просто за цвет кожи и сгинул в какой-то канаве с петлей на шее. Даже после того что моему отцу не давали учиться из-за того что он чернокожий, но зато отправили во Вьетнам. И когда он отказался убивать вьетконговцев, заявив, что ему в них не за что стрелять, ведь они не называют его нигером, то оказался за решеткой. Но я любил и люблю Америку, за то, что нашлись люди, которые вышли на улицу и заставили власти смягчить приговор. За то, что нашлась в этой стране сила и воля изменить отношение общества к таким как я. За то, что в конце концов президентом этой страны смог стать чернокожий. Просто за то, что я здесь родился. А для вас, Эдвард, и для таких как вы, наша страна, ее потенциал и ее народ были лишь инструментом. Кулаком, которым вы били всех, кто был, по вашему мнению, в чем-то не прав. Кто был не похож на вас. Кто смел, не прислушиваться к вашему, зачастую порочному и лживому мнению. И понял это я давно. Когда был там. В городе Фалуджа. Нам говорили, что они делают оружие массового поражения. Но они там умирали от голода из-за наших многолетних санкций. Они там едва справлялись с производством хлеба, и у них не было элементарных лекарств, чтобы лечить своих больных. А нам говорили, что такое со своим народом сделал их диктатор. Нам говорили, что мы принесли им свободу, но я видел, что с нашим приходом там распоясалась анархия и смерть. Нам говорили, что мы избавили их от тирана, но я видел, что мы убили не меньше, чем тот тиран, по которому многие из них тосковали. И после того, как я видел, что творят многие парни, носящие такую же форму, что и я, в этой чужой стране, я решил, что мне не место в армии соединенных штатов. Я не мог и не хотел быть частью ничем не мотивированных убийств мирных жителей, издевательств над пленными и незаконно арестованными и банальных изнасилований. Вы, Эдвард, были в Ираке? А я вот там был. Так что не учите меня жизни и не пытайтесь меня в чем-то уличить.