Натан был потрясен, он никогда в жизни не сталкивался с такой роскошью. Здесь было, наверное, больше четырех акров, и имелось все: жилое помещение, сады, маленький ручей. Воздух был свежий и сладкий, высоко наверху щебетали птицы, над маленьким пшеничным полем порхали бабочки, в пруду бултыхались рыбы.
— Конечно, это все биомеханика, — объяснил Пластик. — Настоящий экоцикл в таком маленьком масштабе невозможен. Весь цикл поддерживается субклеточными протеиновыми концентратами и инженерией быстрого роста. Хватит его минимум лет на сто, так что жаловаться не на что. Именно эту отрасль группа „Мать Земля“ вот уже много лет пытается уничтожить. Тупые занудные луддиты, вечно взрывают не те лаборатории, черт бы их побрал.
Конечно, Натан, как и все читатели воскресных приложений, знал, что технология биосферы продвинулась далеко, но не представлял насколько. По сравнению с куполом Пластика их с Флосси клаустросфера казалась старой самоделкой, ничтожным маленьким экоубежищем. Жалкий стандартный „Эдем-3“, без наворотов. В нем был круговорот воды и основной пищевой цикл. Он мог разлагать и перерабатывать человеческие отходы и поддерживать сносную атмосферу. Там имелся маленький подарок в виде миниатюрного тропического леса с карликовым деревцами, но на этом излишества заканчивались. Даже видеобиблиотека была механической. Это означало, что микропленки нужно менять вручную. Флосси с Натаном подумывали, не купить ли цикл дня и ночи, но решили, что дорого. Защитная повязка для глаз, какие выдают в самолетах, и так неплохо справлялась.
Правда заключалась в том, что они оба с большой неохотой решились на покупку клаустросферы. Они были не первыми среди своих друзей, кто сделал это, но и не последними. Они потратили на борьбу со своей совестью столько же времени, сколько в среднем затрачивало большинство либеральных пар среднего класса на принятие такого решения. Натан часто думал, что его поколение проводит всю свою взрослую жизнь, сидя за обеденным столом с бокалом красного вина и фасолевым супом, в попытках оправдать покупку клаустросферы.
— Я хочу сказать, вы ведь не хотите этого делать, правда? Правда? — говорили все вокруг.
— Никто не хочет этого делать.
Разумеется, студентами они решительно выступали против клаустросфер. „Природа“ активно работала в кампусе, и когда родители многих начали подумывать о покупке первого „Эдема“, все пришли в негодование, называли своих дорогих мамочек и папочек „экологическими фашистами“ и „планетарными террористами“. Однако, достигнув зрелости, посмотрели на ситуацию несколько иначе.
Земля не становилась здоровее. Да и с чего? Единственный и неизменный критерий успеха любой страны — это „экономический рост“. Каждый год великие нации кричат о том, как они „выросли“. Сколько еще произвели, сколько еще потребили.
Стабильность потребительского рынка считается показателем процветания страны. Когда куча бедных обманутых дуралеев приходит в магазины и набирает товары в кредит, финансовые министры сообщают, что наблюдается экономический рост, и начинают праздновать. Период спада кончается в тот момент, когда люди принимаются тратить деньги, которых у них нет, на вещи, которые им не нужны. Потребление — синоним „роста“, а рост — это хорошо. Это отлично, всегда и везде. Соответственно, потребление — это тоже хорошо, любое потребление, всегда и везде. Следуя логике мировой экономики, гибель планеты станет зенитом человеческих достижений, потому что если потребление — это всегда хорошо, то потребить саму планету должно быть высшим из благ.
Посему, осознав непреложный факт, что мир гибнет, люди медленно, но верно начали покупать себе „Эдемы“, так же как их дедушки и прадедушки переезжали из закопченных городов в пригороды. Никто не хотел этого делать, но ведь ситуацию было не изменить, и приносить себя в жертву не имело смысла.
Каждый вечер Юрген Тор и другие самоуверенные „зеленые“ активисты выступали по телевидению, разглагольствуя о гибели планеты. Ну и что нужно делать? Ответ очевиден: послать пожертвование в Гринпис и начинать ставить фундамент для клаустросферы.
Это было началом конца. Чем больше людей покупало клаустросферы, тем труднее было им противостоять. Решившиеся на покупку стали самыми горячими сторонниками клаустросфер. Каждый раз, когда тонул очередной танкер или взрывалась еще одна атомная станция, они тихо поздравляли себя с правильным поступком. Им вряд ли хотелось признаваться в этом даже самим себе, но они испытывали своего рода мрачное удовлетворение от ухудшающейся с каждым днем экостатистики.