А это недопустимо, потому что надо питать и тешить эго владыки-режиссера.
Собственно, непомерный аппетит режиссеров и породил уродливую иерархию в кино. Самолюбием писателя, равно как и самолюбием всех остальных участников (кроме звезды, если она очень крупная), можно пренебречь ради удовлетворения жажды владыки-режиссера приписать себе всю честь создания фильма и полностью контролировать процесс.
Владыка-режиссер, или просто режиссер, как его некогда называли, это как бы жирная пчелиная матка в центре армии трутней. Именно режиссеры придумали для себя самую высокую почасовую оплату в истории человечества. Именно они, не удовлетворенные словами „режиссер такой-то“ в титрах в конце фильма, настояли на формулировке „фильм такого-то“ в начале фильма. Того самого фильма, в создании которого участвовали сотни людей. Никакая другая властная фигура не присваивает чужие заслуги в таких глобальных масштабах. Президент Соединенных Штатов не настаивает на словах „страна такого-то“ перед каждым упоминанием США. Битва при Эль-Аламейне не вошла в историю как „битва Роммеля и Монтгомери“.
Конечно, существовало много великих кинорежиссеров, обладавших своеобразным видением мира и талантом. И некоторые из них, возможно, заслуживают своей славы. Однако для фильма необходим сценарий. А также актеры, одетые в костюмы, которые нужно придумать и сшить. Эти актеры будут играть на выбранной кем-то натуре или на фоне кем-то спланированных и построенных декораций. Фильму нужен оператор, чтобы снимать, и осветители, чтобы наладить освещение, а также звукооператоры, мастера спецэффектов, редактор и, наконец, человек, который собирает вместе тысячи разрозненных кадров и монтирует из них целое.
Несомненно, именно режиссер руководит всеми этими процессами, но он на самом деле не занимается ими. Режиссеру не нужно даже волноваться о том, чтобы актер вышел через нужную дверь и смотрел в нужный угол камеры в момент крупного плана. Для этого есть второй режиссер.
Ничто из вышеперечисленного не является трудом владыки-режиссера. Он просто начальник, и с первых же дней существования кинематографа режиссера глубоко уважали как главного творца любой картины. Но это неумеренное почитание вышло из-под контроля. Спросите любого режиссера, какую надпись он хотел бы иметь на своем надгробном камне, и услышите: „Жизнь такого-то“. А что же еще?
И все же, несмотря ни на что, даже зная, что по окончании работы его сценарий будет отдан на откуп невесть кому, Натан был счастлив. Он понимал, что в конечном итоге у него отнимут и текст и славу, но все равно ликовал. Да, от его замысла ничего не останется, а что останется, будет изуродовано… И тем не менее он был в восторге, ведь он получил добро на написание сценария, а для писателя в Голливуде более крупного успеха просто не существует.
„Да, — подумал Натан. — Я счастлив“.
Затем он, как всегда, вспомнил о Флосси и понял, что не может быть счастлив, потому что несчастен.
Маленькие внутренние бесы снова уронили глыбу свинца на дно его желудка и напомнили, что быть счастливым, будучи на самом деле несчастным, — это глубокое противоречие.
Как оказалось, Флосси тоже думала о Натане. Она попала в очень неприятную ситуацию, заставившую ее задуматься о своей жизни.
Флосси только что пережила „бегство крыс“. День, когда, по признанию всех народов мира, станет невозможно поддерживать на Земле нормальную жизнь и людям придется скрыться в клаустросферах. Хотя в данном случае не все народы мира, а только жители Грейт-Пью, крошечного поселка в Оксфордшире, узнали о наступлении этого дня. В Грейт-Пью жили некогда Флосси с Натаном, а теперь только она одна, поскольку короткая интрижка, положившая конец их отношениям с Натаном, закончилась уже некоторое время назад.
Флосси проснулась в то утро, не подозревая, насколько значительные события принесет грядущий день. И проснулась она с ощущением похмелья. Вчера на ужин она выпила полторы бутылки красного вина и съела целую пачку шоколадного печенья. Она неважно себя чувствовала, когда, пошатываясь, вошла в кухню, не удосужившись переодеться после ночи… На ней была длинная ночная рубашка, мешковатые спортивные штаны и огромные пушистые тапочки. Полупустая бутылка вина стояла на кухонном столе, там, где она оставила ее; Флосси подавила соблазн приложиться к ней и приготовила себе чашку чаю.