— Это не годится! Это решительно не годится, — строго сказал доктор, — даже и не показывайте больному.
— А вот тут в мешочке сухари белые.
— Сухарики хорошо. Славно! Давайте с бульоном.
Егор вытащил кусок сала и свежую свинину.
— Сало потом. А мясо провернутое понемногу давайте… Да у вас, я вижу, там клад. Что еще?
— Варенье из черной смородины.
— Это хорошо. Делайте питье. Очень полезно.
— И вот еще банка меду.
— Отлично! — воскликнул доктор. — Это единственным продукт, который усваивается организмом полностью. И главное — удивительно целебный.
— Еще в мешочке какая-то крупа.
— Ну-ка разверните, посмотрим.
— Манная! — сказала хозяйка.
— Это замечательно! Покупайте молоко, варите кашу.
— Ты, Егор, уж не ограбил ли магазин? — повеселев, с болезненной усмешкой спросил Илья Нилович.
— Мать прислала. У нас же свое хозяйство. Бабка с дедом держат кур, козу, поросят… Так что с голоду не умрете, Илья Нилыч!
— Спасибо, Егор!..
Доктор присел к столу и стал выписывать лекарства. Хозяйка подошла к Егору и молча пожала руку.
— Вот рецепты, — сказал доктор. — Я написал «срочно»! Дадут в любой аптеке. Как принимать — тут указано.
— Не знаю, как и благодарить вас, доктор! — сказала хозяйка.
— Никакой благодарности не надо. Я сам эвакуировался из Северограда. Сам разделил вашу участь… Вот только больного одного старайтесь не оставлять.
— Я и дочка будем по очереди сидеть.
— Вот, вот. Это важно. Ну-с, так поправляйтесь, Илья Нилыч. Все будет хорошо, — сказал доктор и стал прощаться.
— Не унывай, Илья Нилыч. — Егор пожал его влажную руку. — Не такое пережили. Я буду к тебе приходить.
— Спасибо, Егор. Главное — ты в цеху замени меня, пока болею. Самый аврал сейчас.
— Будет порядок, Илья Нилыч. Не волнуйся!..
Егор попрощался с хозяйкой и вышел вслед за доктором.
Стоявшая в передней Поля вдруг подлетела к нему и поцеловала в щеку…
Старые авиационные моторы в цеху разбирали, части держали в керосине, отмывая копоть, грязь, ржавчину, потом собирали снова и ставили на танки вместо дизельных.
С мобилизацией инженеров-коммунистов работа в механических цехах пошла лучше. Ежедневно под наблюдением военпреда Чижова на платформы грузились два-три танка, прошедшие испытания на танкодроме, и отправлялись прямо на фронт. В связи с этим поднялось настроение у рабочих и специалистов. Появилась надежда, что немцев удастся остановить.
Однако семья Клейменовых жила в тревоге, и день ото Дня эта тревога усиливалась. Всех волновало и угнетало длительное молчание Максима. На конверте последнего письма, написанного под Мценском, разглядели штамп «Москва». Это заставляло думать, что письмо было кем-то отправлено из Москвы. Что с Максимом? Где он? Жив или нет? Можно было только предполагать… И, как всегда в таких случаях, предполагали худшее…
Но никто не высказывал этих предположений. И вообще старались не говорить о Максиме.
Мать утешала себя тем, что вернулся Егор, и радовалась за него. Но эта радость была неполной. Не чувствовала она, что Егор счастлив. Какая-то отчужденность была между ним и Татьяной. Как-то заглянула она в приоткрытую дверь и увидела, что Егор спит на кушетке.
«Может, так заведено у них было? Слыхала я, что многие спят на отдельных кроватях… А может, промеж ними чего и вышло?.. Сомнительно, чтобы после такой разлуки баба спала отдельно?..»
Татьяна не выказывала никакой неприязни к Егору, была внимательна и заботлива. Варвара Семеновна пробовала разговаривать со сватьей, но и от нее ничего не удалось выведать. «Выворотился сынок, слава богу, — вздыхала тайком Варвара Семеновна, — а счастья-то, видать, ему нет…»
На седьмое ноября всем заводским дали выходной день. Так как этот праздник в семье отмечался из года в год, Варвара Семеновна достала из своих запасов мешочек муки, испекла пирог с черникой и уральские шаньги с картошкой. Стол к позднему завтраку был накрыт по-праздничному.
Но в доме не было того праздничного подъема, который бывал раньше. На демонстрацию никто не пошел. Все, поднявшись, понуро ходили из угла в угол или сидели за газетами. Словно ждали, что вот-вот обрушится еще какая-то страшная беда…
Когда сели за стол, Гаврила Никонович велел позвать Зинаиду с Никитой. Взрослым разлил водку и предложил выпить за праздник и за победу над супостатом.
Вдруг зазвонил телефон. Егор, поставив рюмку, поднялся, подошел.
— Слушаю. Да, квартира Клейменовых. Кого надо? Да, дома… — и кивнул отцу: — Тебя, наверное, с завода.