Как-то поздно вечером, когда горизонтальные отверстия уже были готовы и старый расточник Апухтин заканчивал сверление последнего наклонного отверстия, к его станку подошел Махов с плотным человеком в черной кожанке и пыжиковой шапке.
Апухтин — жилистый человек с длинным носом на исхудавшем лице — сосредоточенно делал свое дело.
— Здравствуй, Тихон Семенович! — крикнул человек в кожанке, подойдя вплотную к станку.
Апухтин, услышав свое имя, слегка повернул голову и по седым вискам и темным густым бровям узнал наркома.
Остановив станок, он спрыгнул с подставки.
— Здравствуйте, товарищ нарком.
— Вижу, заканчиваешь сверление?
— Да, товарищ нарком, заканчиваю.
— Как семья — не голодаете?
— Теперь ничего. Спасибо. Понемногу приходим в себя.
— Хорошо. Продолжай, Тихон Семенович! Поговорим в другой раз.
Апухтин вскочил на подставку и включил станок. Парышев осмотрел шабот, и его строгое лицо подобрело.
— Вижу, шабот отлили удачно.
— Да, комиссия дала высокую оценку. Хотел просить вас премировать мастера Клейменова.
— Хорошо, напомните потом… А как с фундаментом для молота?
— Есть заманчивый проект, Алексей Петрович, как раз собирался вам звонить, — сказал Махов. — Хотелось посоветоваться с вами… Может, зайдем ко мне?
— Пойдемте! С этим больше нельзя тянуть…
Парышев, поклонившись Ольге Ивановне, прошел с Маховым в кабинет, разделся, одернув под ремнем гимнастерку, причесал белые волосы и сел к столу.
— Ну-с, показывайте, Сергей Тихонович, что у вас за проект?
— Я объявил конкурс. Проектов было много. Но все не то… И вдруг вчера прибегает ко мне Гольдман — начальник отдела капитального строительства — и весь сияет. «Что случилось?» — спрашиваю. Кричит прямо от двери: «Нашли решение с фундаментом», — и, захлебываясь, начинает объяснять на пальцах… «Чертеж где? Чертеж неси!» — говорю ему. Он пожал плечами и убежал, а к вечеру вернулся с чертежом и с автором проекта инженером Бусовым — скромным, но очень дельным человеком.
Махов выдвинул ящик стола и положил перед Парышевым чертеж. Парышев, взглянув, сразу все понял.
— Предлагают вести работы кессонным способом.
— Да, чтобы предотвратить обвал от сотрясения почвы. Бусов предлагает копку фундамента вести не сверху, как принято обычно, а снизу — шахтным способом. На глубину двадцать метров следует проложить наклонную штольню под острым углом. В ней установить лестницы и передвижные бадьи для выемки грунта.
— Так, понимаю, — сказал Парышев, вглядываясь в чертеж. — А бетон тоже будете подавать через штольню?
— Нет. В этом-то и штука, что бетон будет заливаться вверху. Разобрав пол, прямо на грунт установим прочную опалубку — этакий двухметровый забор в виде квадрата. В него зальем бетон. Пока он будет схватываться, застывать — внизу будут вынимать грунт. Потом выбьют крепления, и грунт, на который будет давить бетонный куб, осядет.
— Тогда станете наращивать фундамент? — переспросил Парышев.
— Да. Снова поставим опалубку и зальем бетоном. И так будем наращивать бетон до глубины в восемнадцать метров.
— Это ж высота шестиэтажного дома. Не перекосите?
— Нет. Все рассчитано точно.
— Советовались со строителями?
— И со строителями, и с шахтерами, и с мостовиками. Всех объехал сегодня. Одобряют и обещают помочь оборудованием и людьми.
— Так, хорошо. Одобряю… А сколько времени займет строительство фундамента?
— По проекту около месяца. Но бетон будет крепчать по мере погружения. И главное — работа кузницы не будет приостановлена ни на один час.
— Хорошо. Завтра установите контакт со всеми необходимыми организациями и приступайте к работе. Если будет нужна помощь — звоните. Вот телефон. Я теперь здесь. Наркомат эвакуируется в Зеленогорск.
Нарком вынул из кармана ручку и в левом углу чертежа крупным почерком написал:
«Утверждаю. Парышев».
Доктор Арсений Владимирович Шурпин был потомственным североградским врачом, унаследовавшим традиции и привычки от своего отца, имевшего большую практику. Если пациент не мог прийти к нему, он сам, как бы ни было трудно, непременно навещал своего больного. Так было в Северограде. И здесь, в Зеленогорске, хотя Арсений Владимирович сам был болен той же самой дистрофией и еще страдал другими недугами, он в субботу днем, пока было светло, приехал к Никоновым.
Дверь открыла та же незнакомая женщина и, кивнув на толпившихся в коридоре, разговаривавших и куривших людей, ушла.