Что не в ту постучался дверь.
На листопаде
Каштаны Ейска – детства след,
Нестойкий оттиск на бумаге.
Проткнул цветущих яблонь плед
Усохший прут корявой шпагой.
Обило ветром лепестки.
Сном легким юность пролетела,
Где в кровь царапал о кусты
Вином расшатанное тело.
И не забыть такую блажь.
И болен ею в снах тягучих.
Как жаль, что прикорнувший страж
Заколот был под старой грушей.
Алупка. Сонная луна.
Ныряют звезды в кипарисы.
На камне девочка. Одна.
Обиду льет на волн ирисы.
Байкал. Прозрачная вода,
Как будто ангеловы слезы.
Тоску я осыпал туда
В остервенелые морозы.
Приморья пагубная мга,
Владивостокие туманы.
Там женщина одна лгала,
А я любил ее обманы.
И вот на финишной прямой
Дальневосточные закорки,
Где сопок абрис голубой
И диких яблонь цвет нестойкий.
Где спит саранковая блажь
На звоннице пичуг певучих.
И я один им вой и страж
На листопаде дней нелучших.
По осеннему Ейску
Ейск. От скуки слоняюсь без дела.
Осень грустным каштанам срывает листву.
Сердце чуткое, ты ль отзвенело,
Гулким боем лаская вдову?
Я окликнул ее со спины,
Зацепившись дурацким вопросом.
Ветер листьев вздымал буруны,
Дождь швырялся остуженным просом.
Что-то мямлил – в ответ пара слов.
Непогода нам кров подарила .
Не был стыд к этой встрече суров,
И упорством вдова не струила.
Сколько брошенок я поизмял,
Сколько выпил тепла одиноких…
А на эту простушку запал,
На глазах поскользнувшись глубоких.
Пламень губ ли, в осу тонкий стан,
Может, голос с тоскою певучей
Окунали в смертельный дурман.
Или ангел сошел невезучий.
Так слонялся, про все позабыв,
Извлекая из листьев шуршаших
Стон застывшей короткой мольбы
На слезинках безвольно дрожащих.
И тонул в дымке ласковых глаз.
Обмирал, трепет рук вспоминая.
Тем в потемках и брел, всякий раз
В блюдца луж ненароком влезая.
И с гордыней незримый вёл бой -
Болен проигрыш ни за копейку.
Так, бесславно убитый вдовой,
И бродил по осеннему Ейску.
Неупокоён
Все! Не верю в Бога – с этим точка.
И смиренным не желаю быть.
Даже если станет плохо очень,
Зельем лжи теперь не опоить.
Пусть взасос того целует робость,
Кто голубит розовый обман.
Только я, излазив эту пропасть,
И полушки за нее не дам.
Позови неведомые дали,
В спину кликни буйный травостой;
Им не пробудить души усталой,
Не нарушить сердца мерный бой.
Не заманит плакать под иконы
Ладан и мерцание свечей;
Не смогли упорные поклоны
Смыть туман обманутых очей.
Не нашел в молитвах исцеленья.
Сердцем сладкой щеми не обрел:
Жизнь ли, иль размытое виденье
Сном недолгим промелькнуло в нем?
Горько жить бесценною утерей,
Хоть она чарующий обман.
Долго верил, а теперь не верю.
Искушений одолел дурман.
Может быть за то и буду проклят;
Наказанье свыше – благодать.
Покаяньем больше не промокну,
И враньем уже не обуздать.
Не пугают роковые мысли:
Оступился, что брести назад.
Ладится к виску прощальный выстрел,
И, как будто, этим звонко рад.
Нет покоя… Жгут нутро сомненья.
Снится ангел с золотым копьем;
В Бога верил без упокоенья
И без Бога неупокоен.
Никогда я известен не был
Сочинять – роковое дело:
Сдуру влип, зашибет молва.
Никогда я известным не был
И никто не любил меня.
Пусть горел. Это все пустое.
Не далось синих глаз увлечь.
Но хранил сердцу дорогое,
Грезил светом желанных встреч.
Далеко, ведь, не самый, лучший