Танцевал только с ней. В начале девятого вышли в гардероб, Алла сменила обувь на крепкие ботинки. Вместо обычного для женщин той поры пальто, изяществом соревнующегося с телогрейкой заключённого, надела весьма приличного вида шубку. Завидев моё удивление, призналась: папа работает директором торга.
Хм… Нет, на еврейку ничуть не похожа. Конечно, «борьба с космополитизмом» и прочие сталинские извраты ушли в прошлое, но наверняка бытовой антисемитизм тихонько дремлет в мозгах начальства. Хрущёв даже не пытается его скрывать. Связь, а там более брак с девушкой «неправильной» нации запросто осложнит карьеру.
В отличие от меня, Дергунов не подцепил никого подходящего и вызвался проводить нас – на окраину Оренбурга, место тусклое и довольно неприветливое. С Аллой заигрывал, но грань не переходил, всё же статус девушки друга. По росту смотрелся куда более подходящим кавалером, чем я. Прощались второпях, нам обоим предстоял марш-бросок бегом по снегу через половину города, чтоб не нарваться на фитиль за опоздание.
Успели впритык, дышали тяжелее, чем после баскетбольного матча.
- Оно того стоило? – спросил Дергунов, друг разделся до пояса и обливался в туалете над раковиной ледяной водой, смывая пот.
- Очень надеюсь, что – да.
Немного смешили опасения, что сочту Аллу «гулящей». Вспомнился роман Айзека Азимова, там главный герой рассматривает барышню, склонную к свободному сексу, к которому располагают нравы её времени и сообщества. Упрекать её в потере девственности было то же самое, что спросить: сидела ли ты за одним столом с мужчинами, и не было ли тебе при этом стыдно.
Но Азимов вряд ли переведён на русский язык и издан в СССР. Если его процитировать, спалюсь. Я же – нелегально заброшенный в прошлое неизвестно чей агент.
Глава 4
4
Оренбургская область ничем не напоминает нашу страну традиционную, берёзки-поля, реки-озёра, кои нам ассоциативно подбрасывает память при произнесении слова «Русь». Это сухой и степной край, где очень холодно и ветрено зимой, что я успел ощутить, попав в училище в январе и от души радуясь, что здесь не придётся пережить следующую зиму.
В начале апреля, когда холодрыга немного смягчилась, третий курс был погружен в кузова четырёх тентованных ЗиЛов, покативших к аэродрому Чебеньки, подальше от весьма скромных благ цивилизации областного города, и от Аллочки, с которой успел свидеться ещё трижды, даже познакомиться с родителями, братом и собакой Жулькой. За родителей не скажу, зато псина отнеслась ко мне лояльно, даже – снисходительно, что обнадёживает. Вероятность сгонять в увольнение в Чкалов с аэродрома существовала, но скорее умозрительная.
Алла обещала ждать. Я обещал писать. Какой-то весьма заезженный сюжет.
Ехали больше часа, пацаны курили, пытались балагурить. С одной стороны, воодушевлённые, начинаются полёты на МиГах, то, к чему, собственно, стремились. С другой – прекрасно понимали, как прекрасна жизнь в палатках на снегу. Как бы не протопилась с вечера печка, всё равно, если осталась в кружке вода – к утру замёрзнет. Неизбежная духота, потому что попробуй откинуть полог палатки – моментом её выстудишь вконец.
А летом будет жарко, порой – до сорока.
В переходный период грязь, потом пыль. Я как помощник командира взвода, восстановленный в этой должности, обязан следить за внешним видом парней, заставлять надраивать сапоги, следить за чистотой одежды. Требования практически те же, что и в казарме, только поддерживать сложнее. А также предстоит рисовать «боевой листок», проводить политзанятия, тем более курсанты начали привыкать к моему творческому подходу вроде попыток демонстрировать, как всем коллективом должны не допустить прорыва вражеского лётчика в моём лице. И ещё заниматься спортом, хотя бы в футбол гонять.
Действительность оказалась куда хуже, чем подбрасывала память из прошлой жизни. Тогда в Чебеньках работала баня, имелся клуб, две столовых. Постоянный состав располагался во множестве небольших домиков для господ офицеров и в четырёх казармах, при желании курсантскому курсу тоже нашлось бы место, койки в казармах стояли аж в три яруса. Нас в шестидесятых держали в палатках исключительно по принципу: советский лётчик обязан стойко переносить тяготы и лишения военной службы, поэтому нефиг, привыкайте к тяготам в училище.
В пятьдесят седьмом Чебеньки смотрелись гораздо скромнее. Баня? Моются только ленивые, кому лень чесаться. Клуб? А может вам ещё варьете со стриптизом?