Ханаби несколько секунд сидела перед ним ошеломлённо — большая часть белой жидкости оказалась у неё на лбу и на волосах, она пыталась стереть её руками, но не получалось. Чуть только Обито начал немного владеть собой, он притянул к себе её за руки и поцеловал липкие испачканные ладони. Горько. Надо же, и как это едят?
Ему хотелось сжать её всю, вдохнуть, задержать в лёгких, в себе, и больше не выпускать. Она, такая маленькая, крохотная — и такое большое счастье. Впервые Обито почувствовал, как регенерирует сердце. Казалось, сила клеток Сенджу до него никогда не добиралась.
Он готов был отдавать ей всего себя без остатка. Она сидела у него на коленях, мокрая, до безобразия мокрая — Обито вспомнил, что она ведь ещё так и не кончила… Но никакого укола совести он не почувствовал — только азарт и бесстыжую похоть. Текущая самка. Решив, что с подготовкой, несомненно, покончено, он развернул её спиной к себе. В этом положении очень удобно грудь ложится в руки. Он вспомнил, как однажды уже держал её так — на верхнем этаже бывшего убежища Акацуки — и как уже тогда сходил с ума. Руки сами собой сжали эту драгоценность, впитывая в себя её мягкость, всё же немного сопротивляющуюся его пальцам. Ханаби вдруг накрыла его руки своими, останавливая:
— Больно.
Подавляя в себе истовое желание стиснуть сильнее, чтобы она не просто проговорила — прокричала это слово, может быть, даже умоляла его остановиться или вырывалась, — Обито, сделав над собой чудовищное усилие, расслабил пальцы. Не удивительно, что ей больно. Удивительно, что она сказала об этом только сейчас. Наверняка он оставил ей столько синяков… Она ведь не могла так быстро восстановиться, как он. Это Обито можно было не жалеть. Девушки вообще хрупкие. И так это сладко иногда — когда они позволяют тебе напрочь об этом забывать.
Зверское возбуждение требует выхода: он наклоняет её, заставляя опуститься на колени, и стремительно входит. Её ноги сдвинуты, отчего очень тесно внутри. Нутро обхватывает его плотной перчаткой, для Обито по-прежнему каждое движение слишком ощутимо, почти болезненно, но это скоро проходит. Он сжимает руками её ягодицы, заталкивая подальше мысль о том, что, возможно, стоит быть с ней помягче. Бёдра интенсивно бьются в нежное, упругое, это ментально заводит больше всего. Обито берёт такую амплитуду, что случайно выскакивает и, рывком заходя обратно, промахивается чуть выше. Конечно, он не помещается ни на сантиметр, конечно, Ханаби вскрикивает, отстраняется. Он ныряет вниз и целует пострадавшее место, долго, пока не чувствует, что она перестаёт извиваться и пытаться выскользнуть из его рук. Она расслабляется, она снова доверяет ему. Но Обито не может до конца отделаться от мысли, как же, наверное, было бы туго и хорошо — там.
Сгорая от удовольствия, он вбивается в неё до тех пор, пока она вдруг не вскидывается и не насаживается в последний раз сама, поднимаясь к нему и прижимаясь спиной так, чтобы он не мог двигаться. Обито различает негромкие обезоруживающие стоны, заставляющие его плотно притянуть её к себе обеими руками. Внутри на члене будто кто-то ритмично сжимает ладонь. До безумия приятно и горячо. Чувствуя, что больше не может, Обито зажмуривается, утыкается лицом в её тонкую спину — куда-то между лопаток, стискивает кулаки, не отпуская её из объятий, и ещё раз со всей силы толкается внутрь. Её вздымающаяся грудь под руками — и его собственное сердце, колотящееся так, будто готово пробить её спину, ворваться в грудную клетку и слиться с её. И больше Обито совсем ничего не чувствует. Разве только ещё — в раю.
Наконец-то.
====== Бонус, на любителя ======
Комментарий к Бонус, на любителя Микрофиллер.
PWP, BDSM.
Фрагмент может быть пропущен без вреда для сюжета.
С членом Ханаби обращалась исключительно ласково, но её руки периодически бродили по телу Обито, оставляя то тут, то там алые полосы от ногтей. Грудь, живот, бёдра от них приятно саднило. Кажется, Ханаби нравилось пытать его таким образом, оттеняя удовольствие болью, пользуясь тем, что каждая ранка на его теле существует недолго; не выпуская его член изо рта, она периодически поднимала глаза, ища на его лице подсказки, терпимо ли, не слишком ли она увлеклась. Царапины успевали проходить, боль от них — нет. Однако Ханаби творила языком такие вещи, что Обито не то что её ногти — чидори сквозь грудь бы толком не заметил. Он чего только не испытал, что такое для него пара царапин? Очевидно, ей показалось мало, потому что теперь она время от времени убирала руку с члена, густо перепачканную в смеси его смазки и её слюны, и проводила ей по становящимся всё более смелыми царапинам; растирала, не давая им зажить и заставляя сильно щипать. Теперь ранки совсем не успевали успокоиться, Обито уже больше отвлекался на них, эта жестокость Ханаби так резко контрастировала с её бережным отношением к нему в больнице… И безумно заводила. Этим она будто подчёркивала его силу. Наслаждаясь её бесцеремонностью, Обито позволял себе больше не сдерживать стоны, тем более что в награду за это Ханаби ласкала член всё интенсивнее. Он привык, что его боятся. И враги, и союзники, и шлюхи старались быть с ним осторожны. Ханаби же — нет. И этим она показывала, как сильно доверяет ему. Она знает, что как бы ни было больно, он выдержит и он не причинит ей вреда.