Каждую ночь Итан тонул, но никогда не боялся утонуть. В ушах отдавался размеренный ритм сердца, пока руки ангела не поднимали его над водой, над мостом, над облаками. Над миром.
Каждую ночь Итан тонул. Это вошло в привычку.
Ангел бережно укладывал его на асфальт и ласково приглаживал волосы, потемневшие от воды. Каждую ночь Итану было семь лет, и он переживал снова и снова то, что позже назвали в газетах «ужасной аварией». После этого следовало много соболезнований по поводу смерти мистера и миссис Эйвери, два надгробия рядом с третьим, но пока Итану было семь, его родители были живы, а ангел ласково напевал:
– Проснись, проснись… Итан!
Последний окрик врывался во сны юноши нечасто – только когда он забывал выключить воду и давал соседям снизу повод сделать ремонт, или когда кое-кто жаждал с ним поговорить. Перед глазами всё ещё маячили серые надгробия – двоих, составлявших его семью, и третьей, которая могла быть старшей.
– Ты проспал почти сутки, знаешь.
Итан с первого взгляда понял, что с ним говорит не соседка – престарелая скрюченная афроамериканка с пучком на голове и в очках на цепочке, – а другая, знакомая.
– Ты теперь каждый день будешь меня доставать?
– Я волновалась, – пожала плечами она, знакомо прищурив глаза за линзами очков. – Откроешь?
Когда она необыкновенно резво для своего возраста вошла в гостиную-тире-спальню, Итан запер дверь и прислонился к ней спиной.
– Я сделал что-то не так?
– А ты сделал?
– Пришёл домой и лёг спать. Всё.
– Ты уверен, что всё в порядке? – спросила она, сняв очки и изучив тёмное жилище журналиста ясным взглядом. – В последнее время ты ведёшь себя странно.
– Ты о том, что мне не хочется избавлять насильников и убийц от грехов? Предпочитаю, чтобы такие люди тонули в кровавой земле. Такой у меня прикол. – Итан почесал затылок и направился на кухню. – Чай или кофе?
– Я не задержусь, только хотела проверить, как ты.
– Заботливо, – заметил юноша. – Раз уж ты здесь, расскажи, почему не можешь находиться в одном теле всё время?
– Я уже говорила…
– Наказание, да, – перебил Итан, появляясь в дверном проёме. – Но за что?
Из глубины афроамериканки на него взглянула чья-то грустная душа.
– За нарушение приказа, знаешь.
– И кто тебе приказывает?
– Знаешь.
Женщина вздохнула, погрузила ладони в складки на боках и пошагала к порогу.
– Береги себя, знаешь, – сказала она напоследок, скрываясь в коридоре. – Принципиальность – это хорошо, но смерть того не стоит.
Итан мог бы поспорить, но она никогда не давала ему шанса.
*
На следующей неделе, когда началась «ломка», она не пришла. Итан нашёл на коврике перед дверью конверт с именем и датой встречи. В тюрьме его уже знали, да и сами заключённые слышали о нём, передавали от одного к другому слух о местном пасторе-журналисте, значит, мосты наводить не надо было.
Итан вышел на улицу и закурил. Воздух с трудом пробивался сквозь горло, но ему нужно было продержаться всего лишь два дня.
Жизнь по распорядку – почти три года – была сомнительным удовольствием, больше похожим на работу. Только вот невыполнение служебных обязанностей приводило к летальному исходу.
Жаль.
– Эйвери? Итан Эйвери?
Бывший одноклассник. Заместитель прокурора. Принципиальный, кажется, и, в общем, неплохой человек.
– Ты здесь по делу или случайно? Ты же теперь журналист, да?
Итан рассеянно пожал руку и огляделся. Случайно или нет, он оказался у здания суда, к которому непрерывным ручейком тянулись люди.
– Серьёзное дело? – спросил он, снова закурив, не обратив внимания на обеспокоенный взгляд бывшего одноклассника.
Юноша знал, как выглядел в такие моменты. Как призрак, как мертвец.
– Да, серийный убийца.
И назвал имя. То самое имя. Итан сжал конверт в кармане и бросил под ноги сигарету после двух затяжек.
– Проведёшь?
– Прессе проход закрыт…
– Не для печати. Любопытство. Даю слово.
В отражении в мраморном полу Итан выглядел как наркоман без желанной дозы – осунувшийся, бледный, с мешками под глазами и сухими потрескавшимися губами. Юноша сел у прохода ближе к двери и слушал. Не записывал. Просто слушал.
– Слушается дело…
Было много свидетелей, лиц, голосов. Весь город против одного человека, запертого в клетке, как кровожадное отвратительное животное.
– Эй, Эйвери, ты в порядке?
Итан через силу кивнул и расстался с завтраком, уткнувшись лицом в мусорное ведро.