– Это что, кровь?
Юноша отрицательно покачал головой и вытер алые губы протянутой салфеткой. Перерыв вытолкнул его и остальных в коридор, поэтому, подняв глаза, Итан встретил множество любопытствующих взглядов, один из которых особенно сильно впечатывал его в стену.
– Слушай, ты же ничего не напечатаешь? Если это вскроется, будет очень плохо…
– Кто это?
В бледности лица и истощённости она запросто могла с ним соревноваться. Мяла, пыталась рвать манжеты на рукавах, не вздрагивала от голосов и, казалось, даже не видела никого. На черноте костюма выделялись мраморные руки под цвет окружающей отделки и могильных надгробий.
– Дочь первого.
– Первого?
– Первой жертвы, – поправил себя заместитель прокурора и похлопал Итана по плечу. – Помни наш уговор – не для печати.
– Не для печати.
Итан судорожно выдохнул, почувствовав, как вода заливается в рот, наполняет лёгкие. Итан зажмурился и шагнул вперёд, зная, что неподвижные пустые глаза провожали его покачивавшуюся фигуру.
*
Воспалённую сетчатку резал солнечный свет. Как можно глубже спрятав голову в капюшон, Итан брёл домой. Каждый шаг давался ему нелегко, поэтому обычная пятиминутная дорога значительно затянулась.
– Подайте, пожалуйста, мячик.
Футбольный снаряд ткнулся Итану в кроссовки, а мальчишка с облупившимся от загара носом и большими передними зубами, прищурившись, смотрел на юношу. Слабо усмехнувшись, Итан пнул мяч и отвернулся, но ребёнок продолжил:
– Тебе нельзя было ходить в суд, знаешь.
Юноша обернулся и взглянул на мальчишку, который твёрдо держал мяч в руках и не обращал внимания на оклики товарищей.
– Это случайность.
– Плохая случайность.
– Если нельзя, почему никогда не запрещала?
Мальчишка поджал губы и нахмурился.
– Тогда ты бы точно пошёл.
– Реверсивная психология?
– Здравый смысл. Выглядишь плохо, знаешь.
Итан горько усмехнулся.
– Ты умеешь сглаживать углы.
– Если хочешь что-то сказать, то говори, пока есть время.
– Кажется, я узнал, что случилось с Первым, – криво улыбнулся юноша.
– Не смешно, – вдруг зло выдавил ребёнок и кинул мяч за спину в товарищей по игре.
– Я встретил кое-кого, – вдруг признался Итан. – Девушку.
– Ура?
– Она похожа…
– На кого?
– На ту, что меня спасла.
Мальчишка упрямо сжал кулаки и вздохнул.
– Я уже говорила, никто тебя не спасал. Ты выплыл сам, знаешь.
– Я никогда не умел плавать.
– Итан…
– Ты знала, что за два года до моего рождения у меня была сестра?
Не дождавшись ответной реплики, Итан направился прочь. Похожие разговоры у них случались регулярно, когда юноше снились новые детали о незнакомке. Итан говорил, что не умел плавать, а она утверждала, что данных о спасительнице не было и не могло быть, потому что её и самой не было. При этом она кривилась так, словно принимала отвратительно-горькую микстуру, и переводила тему. Например, рассказывала, откуда берутся покровители вроде неё. Тогда кривился уже Итан и предлагал прекратить разговор.
Когда старик-сосед с первого этажа в старомодном котелке и в костюме цвета мокрый асфальт захотел с ним заговорить, Итан запрыгнул в лифт, закрыв перед его носом двери. Сейчас он меньше всего хотел разговаривать с кем-либо, будь то реальный человек или она.
Казалось, между лопаток всё ещё сверлил пустой неподвижный взгляд дочери Первого.
Итан не задумывался над тем, был ли это тот самый Первый, тот, кого ему пришлось сменить на этом сомнительном посту пастора для отбросов человечества.
– Это твоя миссия, Второй, ты поможешь им обрести покой.
– Что будет, если я умру?
– Не в мою смену.
За дверью ждал спасительный полумрак и прохлада. Итан не помнил, как сделал шаг за порог, отрезал себя от мира и потерял сознание.
*
Этой ночью всё было иначе.
Вода жгла льдом, впивалась иглами в лёгкие, щекотала остриями сердце. Итан барахтался в толще холода, пытаясь понять, где верх, а где низ. Ангел всё не прилетал, не спускался с неба, не разводил крыльями реку.
Итан очнулся, когда дождь тёплыми редкими каплями застучал по лбу.
– Итан, очнись, Итан! – Чьи-то холодные руки рвали рубашку на детском теле. – Не умирай… Не в мою смену.
Влажные чёрные кудри щекотали щёки и нос, заставляя мальчика недовольно морщиться.
– Ты должен жить, Итан, – с облегчением улыбалась девушка, наклоняясь над ребёнком. – Не вздумай больше умирать.
Итан запомнил отчаянные голубые глаза, прежде чем громкий крик скинул его с дивана.
– Итан, впусти меня!
Металл входной двери приятно холодил лоб. Юноша на четвереньках добрался до выхода, но не смог найти в себе силы подняться. Его поминутно бросало то в жар, то в холод.