Когда Саша вошел в кабинет Сергея Порфирьевича, он застал его — задумчиво сидящим — за столом, напротив каких-то бумаг: совершенно желтый, свернутый в трубку, свиток и небольшая стопка листов, выглядевших более свежими.
— Это те записки, о которых Вы говорили? — спросил юноша с нескрываемым любопытством.
— Да. Причем смотри как интересно! Я уже предварительно посмотрел их. Тут два документа. Первый, оригинал дневниковых записей второй половины шестнадцатого века, написанных на старославянском языке. А второй, это перевод этих записок на современный русский язык.
— Очень интересно! А кто автор первых записок, и кто перевел их на современный язык?
— Автор первых записок — это русский мелкопоместный дворянин. А расшифровал и перевел эти записки, судя по всему, наш Вождь. Ему не составило труда это сделать, так как он хорошо владел дореформенным русским языком. Учитывая, когда он родился, — ответил старый академик. — Я предлагаю, начать с его перевода, а если нам будет что-то не ясно, уточнять эти вещи в оригинале.
— А почему нам не начать прямо с оригинала? — возразил юноша.
— Ни я, ни — тем более — ты, не владеем старославянским языком того времени так, чтобы свободно прочесть этот текст. Точнее, мы им вообще не владеем. Привлекать специалистов со стороны, совершенно не разумно. И не забудь, летоисчисление в этой рукописи идет от сотворения мира, а не от Рождества Христова, как после реформы Петра Первого, в одна тысяча семисотом году. Когда год семь тысяч двести восьмой от сотворения мира стал тысяча семисотым от Рождества Христова. Кроме этого, слова, которые тогда использовались, давно вышли из употребления. Это раз!
— А два? — спросил Саша.
— А два, это то, что бумага, на которой написан оригинал, очень старая. Листы свёрнуты. А что бывает от длительного лежания, в скрученном виде, в футляре? Правильно! Если мы начнем с ними активно работать, то они вообще могут рассыпаться. Да, и работать мы будем в матерчатых перчатках, чтобы не пачкать документы своими пото-жировыми выделениями пальцев. Держи! Надевай, — и дедушка Кати протянул Саше пару тонких белых матерчатых перчаток.
— Отлично, — одобрил все сказанное юноша, и покорно надел перчатки. — Сергей Порфирьевич, мне показалось или вы сказали, что нам предстоит расшифровать вторую рукопись? Так если она новая и написана современным русским языком, зачем её расшифровывать?
— Тебе не показалось. Именно так я и сказал. Дело в том, что она написана от руки и явно не выдающимся каллиграфом! Его каракули и нуждаются в расшифровке.
— Понял! — согласился с доводами руководителя академической группы Саша и лукаво улыбнулся.
— Ну что же. Давай приступим! — произнес старый академик, и, надев очки, взял в руки пачку листов, выглядевших более новыми.
'Девятнадцатое мая одна тысяча девятьсот тридцать третий год.
Сегодня я приступил к изучению рукописи, которую нашел много лет назад в тайге. Опишу обстоятельства и место этой удивительной находки. Еще до революции, когда свергли царя, мы, вместе с нашим шаманом, отправились в очередной поход за Цветком жизни. Воспользовавшись представившимся случаем, оставив шамана в долине возле дерева, я решил исследовать территорию, лежащую за горой, в стороне ведущей к океану. Туда мы никогда не ходили. Территория та никому не принадлежала, к тому же, пользовалась дурной славой. Но я никогда не боялся суеверий. Договорившись с шаманом о встрече через четыре дня, я отправился в путь'.
— Это писал Вождь от первого лица? — уточнил Саша.
— Думаю что он. Вероятно, по ходу текста, мы это выясним более точно, — произнес Сергей Порфирьевич. — Я продолжаю чтение.
'Я шел весь день, но ничего интересного и необычного, кроме того, что мне не попадались следы крупных животных и хищников, не было. Над головой кружило множество птиц, и, по их поведению, я понял, что они не видели никогда человека. Начинало темнеть и я стал искать место для ночлега. Несмотря на то, что причин для беспокойства не было, мне не хотелось ночевать на открытой местности, так как, помимо всего прочего, на небе стали собираться черные дождевые тучи. Я взялся искать пещеру, чтобы разбить там бивак.
После недолгих поисков, я заметил — высоко, на склоне очередной сопки — небольшой вход в пещеру, куда и направился, по пути собирая хворост для костра. Уже почти стемнело, когда я вошел в эту пещеру. Я зажег факел и внимательно ее осмотрел. Мне жутко не хотелось ночевать в компании с каким-нибудь хищником или змеями. Ведь они любят такие укромные места.