— Да, ч-чтоб вас, профессор, — прошипела я, едва удержав свой «беспокойный кулак» в узде.
— Ой, прости, прости, — пробормотал он, провожая меня в мою комнату.
Но самым удивительным в сложившейся ситуации было то, что через несколько дней у меня появились новые платья! Я как совершенная дурочка по очереди примеряла, каждое из пяти и крутилась в них перед зеркалом: голубое, бирюзово-зелёное, насыщенно горчичного цвета, жемчужно-серое и абсолютно черное. Пять новеньких платьев, куда хорошо вмещалась моя грудь и видна была тонкая талия, а ещё ноги оставались прикрытыми! У меня появились сапоги и туфли, а также теплый плащ, подбитый мехом. Всё это богатство я сложила в сундук и в день отъезда привычно напялила своё лучшее теплое платье из старых, справедливо решив, что обновки в дороге могут пострадать. Собственно, на новых платьях чудеса и заканчивались.
Попрощавшись с Бертой и Лоисом, взяв в руки узелок с небольшим провиантом, который подруга собрала для нас с Фирсом в дорогу, я поняла, что я могу ехать. От этой мысли я растерялась. Пятнадцать лет я провела в стенах замка Изэр, а не испытывала ни малейшей толики сожаления, грусти, чего-то глубинного, что могла бы посчитать за привязанность к этому месту. Моей душе было не к чему тянуться в этих стенах.
С нами в путь отправлялся небольшой вооруженные отряд, а также отдельная повозка для графини и моих брата с сестрой.
— Интересно, на кой эти прутся? — прошептала я, стоя рядом с Бертой и Лоисом во дворе замка.
— Кто бы знал? — пожал плечами Лоис.
— Старуха Брувер шепталась с мамой, что будто хотят молодую госпожу заново сосватать. Мол император, как узнает, какую жертву принёс Изэр тут же мужа для молодой госпожи ещё лучше подберёт…
— А, какую жертву принёс Изэр? — непонимающе нахмурилась я, поскольку кроме меня-то никого и ничего не собирались отдавать.
— Э… — замялась Берта, — Ну, так тебя вроде как, — пробормотала она.
— Зашибись, — емко высказалась я. — То есть меня в жертву, а ей мужа хорошего⁈ — злобно прищурилась, глядя как сестрица с матерью усаживаются в экипаж. — А, этому че? — кивнула я в сторону братца, у которого только-только начали сходить фиолетовые синяки вокруг глаз. — Бабу подгонят? — сплюнула я.
— Я тебя умоляю, — неожиданно Берта схватила меня за предплечья, — всеми богами молю — не связывайся с ними! Ведь ни Лоиса в дороге не будет, ни графа, который может наказание и отменить… Ведь никто не говорил, какой ты должна отбыть в земли Рам Эш, упаси боги, покалечат тебя, — прошептала она, а я невольно напряглась.
Нужно было признать, что в этом дорогом экипаже сидело три человека, которые имели власть и желание мне навредить и не было ничего существенного, что могло бы им помешать.
— Не волнуйся, — тихо прошептала я. — Я буду осторожна.
Как это ни печально признавать, но прощание с единственным кровным родственником выглядело до нельзя прозаично. Граф вышел во двор, как раз, когда господин Фирс подошел к неприметному черному экипажу, чтобы помочь мне забраться внутрь. Граф выглядел необычно суровым. По его нахмуренным бровям и поджатым губам, можно было сразу сказать, что он не в духе.
— Элия, подойди, — обратился он ко мне, как раз в тот момент, когда я взяла за руку профессора, чтобы забраться внутрь экипажа.
«Да, чтоб тебя», мысленно чертыхнулась я, не ожидая ничего хорошего от возможного разговора. Но, конечно же, я покорно поплелась в сторону отца.
— Тебе предстоит долгий путь, — сказал граф и тяжело вздохнул, замолчав на какое-то время.
Я стояла перед ним искренне недоумевала, зачем вот это всё? Что он хочет? Если мы не стали родными за пятнадцать лет, что я жила в Изэр, то зачем изображать родных теперь? Чтобы слуги видели, как страдает граф или что? Соблюсти приличия?
— Теперь ты Изэр, — заговорил он, — так что постарайся не опозорить род, — вдруг выдал батя на что получил кривоватую ухмылку в моём исполнении.
— Это уж как пойдёт, — фыркнула я. — Ладно, думаю на этом всё батя, больше встречаться в этой жизни нам не зачем, — развернулась на каблуках и на негнущихся ногах пошла в сторону профессора, принимая его помощь, чтобы забраться внутрь экипажа.
Уже в карете чуть в обморок не упала в полной мере осознав, что и кому я сказала! Но всё равно чувства вины так и не возникло. Он предатель. Не отец. Вот, что я действительно осознала в этот день. Было горько от предстоящей непростой доли, но в то же время, я была счастлива, что наконец-то сваливаю из этого места, где единственное, что делали для меня, так это не давали умереть с голода. Что ж, судя по всему, настала моя очередь платить за постой в этом доме. На этом всё.