— А почему вы не зажгли камин? — Снова попыталась она склеить беседу.
— Здесь и так нормально. — Отозвался Филипп, в раздражении поджав губы.
В окно пялилась темнота, снова по стеклу струился едва утихший днем дождь, и бились ветки вишни. Красивое бра отбрасывало теплый желтый свет. Фотографии на каминной полке улыбались детскими счастливыми лицами. Пока у сына в двенадцать лет не вспыхнула сила, он был немного мягче.
— Но ведь сразу станет уютнее. — Не сдавалась Аида.
Сын скосил на нее васильковые глаза и так резко щелкнул пальцами, что женщина вздрогнула. В пустом без поленьев камине вспыхнул огонь. Пламя разрасталось устрашающе быстро, и от него шел жар. В небольшой комнате действительно стало нечем дышать.
— Довольна? — Тихо буркнул Филипп, переключая канал следующим щелчком.
Аида в смятении сжала пальцы, отчего с мальчишками никогда не получалось нормального семейного вечера? Эмиль проводил все дни в больнице, не отходя ни на шаг от умирающего отца.
Семья застыла в немом ожидании смерти ее свекра и заранее лебезила перед мужем Аиды, отцом Заккери. Эмиль являлся прямым наследником колдовской силы семьи. После смерти Хозяина Луки могущество ведьмаков Вестичей должно было перейти к нему, а после к одному из наследников.
Заккери сильно нервничал, выискивая доказательства собственной исключительности, ведь претендентов его возраста было еще двое: Максим и Елизавета. Правда, Лиза с головой окунулась в актерскую карьеру, играла главные роли в каких-то сериалах и круглые сутки торчала на съемочных площадках. Невозможное для молодой перспективной ведьмы поведение, но, к сожалению, новое поколение плевать хотело на многовековые традиции.
Дверь в гостиную распахнулась резко и неожиданно, в комнату ворвалась хрупкая худенькая девочка, острая и угловатая, с длинными русыми волосами, невысокая даже для своих пятнадцати лет. Она не выглядела красавицей, а большие зеленые глаза смотрели на мир с враждебностью подростка. Ее семья, занимавшая северное крыло Гнезда, затаила дыхание в нетерпении, когда у малышки Снежаны вспыхнет сила и, наконец, преобразит неправильные черты лица.
Аида недовольно поджала губы, заслышав шаги ребенка еще со второго этажа. Может, женщина и являлась посредственной ведьмой, обладавшей лишь обостренным слухом и любовью к цветам, зато природа щедро наградила ее обычной человеческой проницательностью, и в этом ребенке Аида чувствовала непонятную ложь.
— Фил! Хочу тебе кое-что показать! — В семье секреты не задерживались, и все знали о недетском увлечении маленькой девочки сыном Аиды.
Филипп нехотя оторвал голову от подушки, но на лице заиграла теплая улыбка. Он как будто специально потворствовал чувствам девчонки, всегда любезный и мягкий.
— Для этого нужно вставать?
— Придется.
Парень вздохнул в притворной лени и поднялся, а когда Снежана схватила его за руку, утаскивая из комнаты, то Аида нахмурилась.
— Не переживай, Аида, — хмыкнул Зак, скосив на мачеху глаза, — твой сын в совершеннейшей безопасности.
— Быстрее! — Снежана буквально взбежала по лестнице, устеленной зеленой ковровой дорожкой, перепрыгивая через ступеньки. Молодой человек спокойно поднимался, следя за пока неловкими и резкими, как у новорожденного олененка, движениями девочки. Сплошные локти и коленки, длинная коса, торчащие косточки ключиц.
Она в нетерпении пронеслась по коридору, таща Филиппа за руку, пока не открыла двери огромного ярко освещенного зала с паркетными полами, где обычно устраивались приемы по случаю гостей. Шабаши проходили четыре раза в год, и на них съезжались гости из дружественных семейств, принадлежащих воздушному клану. Облаченные в вечерние туалеты люди, раскланиваясь друг перед другом, кружились в экстазе старинного вальса, чем вызывали зубную боль.
С трех последних ведьмовских вечеринок Филипп ловко сбегал на острова. Правда, жаль не запомнились имена девушек, составлявших ему компанию, но последняя, кажется, блондиночка сильно его раздражала глупыми ужимками.
— Смотри! — Поспешные шаги девочки разнеслись по пустому помещению.
Она встала посреди зала, расставив руки, а потом вдруг резко подпрыгнула и зависла в воздухе. Ее вытянутая тень взметнулась по стене к потолку. Филипп уважительно присвистнул.
— Как тебе?! — Радовалась девочка, застыв в позе креста.
— Когда ты впервые смогла так сделать?
— Неделю назад. — Снежана легко спрыгнула на пол, ловко и уверенно, и хвастливо выпятила нижнюю губу. — Как тебе?
Филипп медленно подошел к ней, потом мягко приподнял подбородок девочки, заставляя ее повернуться к свету. Та затаила дыхание, уставившись на молодого человека в неясном предчувствии чего-то необыкновенно прекрасного, и по-глупому прикрыла веки, отчего парень досадливо сморщился:
— Смотри на меня.
Она тут же распахнула глаза, впуская Филиппа в воспоминания, где отражались залитый ярким дневным светом бальный зал, белые легкие занавески, фалдами спускавшиеся к полу. Прыжок и оглушительная радость до дрожи в коленках. В глубине зеленых миндалевидных глаз девочки уже появлялось легкое голубоватое свечение. Нездоровая кожа подростка действительно стала нежнее и чище. Господи, как они не заметили раньше? Снежана, вечный непослушный ребенок, у кого раньше не проявлялось и намека на силу, превращалась в ведьму.
Молодой человек отпустил притихшую девочку и отошел, задумчиво сунув руки в карманы. Его шаги разнеслись по гулкой тишине пустого огромного зала.
Обстоятельство означало одно — Заккери будет на грани помешательства. Сводный брат впадал в ярость от одной мысли, что власть Хозяина семьи может упорхнуть к Лизе или Максу. Теперь к списку конкурентов прибавилась малышка Снежана. Филипп усмехнулся, являясь, как и мать, пришлым в семье, он не претендовал на главенство.
— Родителям говорила?
— Еще нет. — Девочка, ожидавшая восторгов, разочаровано прикусывала губу.
— Думаю, нужно их порадовать. — Хмыкнул Филипп. — Малышка, сможешь изобразить этот фокус за ужином и не расколотить Аидиного сервиза?
Девочка пожала плечами, неуверенно улыбаясь.
Филипп с внутренним хохотом уже представлял вытянувшиеся лица родственничков, изо дня в день грызущих друг друга медленно и со вкусом.
К пятнице я чувствовала себя так, словно у меня села батарейка. Бесконечные занятия по истории, высшей математики и логики почти свели с ума. С последним предметом и вовсе возникла заминка: похоже, я оказалась совершенно нелогичным человеком, и даже простые задачи ставили меня в тупик. Препарировать трупы сейчас казалось гораздо приятнее, нежели вникать в тонкие материи мироустройства. Я тихо начинала ненавидеть Горация с античными войнами, в придачу, от всей души желая им катиться куда-нибудь на Колыму.
Паша, всю неделю забрасывавший меня ехидными посланиями, вернулся в город, потребовал внимания и предложил сходить на выставку. Тема ввергала в легкую грусть: «Ведьмы и колдуны», но душа буквально визжала, требуя развлечений.
Мы долго договаривались и объяснялись, как подъехать к факультету. Новый мобильный телефон заголосил надрывную песню любимого музыкального коллектива, и Паша радостно прокричал в трубку: «Мчался бы, как конь ретивый, но на проспекте пробка. Держи крепче свои талмуды. Приеду и спасу», и тут же отключился. Сегодня утром мне пришло видение сильно взволнованного красного, как помидор, парня и неловкого поцелуя. Стало страшно весело и ужасно любопытно, в какой из моментов приятель наконец-то решится и предпримет, наверное, самый серьезный шаг за нашу многолетнюю дружбу.
Погода наладилась, подарив теплые деньки. Ласковое солнце медленно уплывало за крыши высотных домов, окрашивая небо розоватыми перьями. Молодые люди торопились домой после занятий, переговариваясь и смеясь.
Выйдя на ступеньки, я попрощалась с Катериной, как выяснилось студенткой четвертого курса, и оглядела стоянку, но приятель еще не приехал. Руки ныли от внушительной стопки книг, выданной в библиотеке, плечо подгибалось от тяжеленного рюкзака с литературой, ожидавшей изучения. Ухмыляясь от одного воспоминания о картинке с участием Пашки, я брела к стоянке, рассеянным взором скользя по автомобилям. Рядом со знакомым серебристым Мерседесом сегодня стояло черное спортивное купе, такое замызганное, словно на нем гоняли в дождь по вспаханным полям. На грязной дверце какой-то шутник накарябал пальцем: «Помой меня, я вся чешусь!»