— Зачем приехала?
Мама обернулась, и под яркими кухонными лампами на уставшем лице вдруг проступила печаль.
— Просто беспокоилась о тебе после нашего последнего разговора. Сколько ни убеждала себя, что поступаю глупо, все равно…
Она резко замолчала, хотя излюбленные папины трюки не в ее характере. Уж мама не упустит возможности высказать собственное мнение.
— Все равно? — переспросила я.
— Все равно решила приехать, — закончила она. — Хочешь, называй это материнской заботой. Кстати, Хайди и отец не обидятся, если меня угостят чашечкой кофе?
— Конечно, сейчас приготовлю.
Я открыла дверцу шкафа и одной рукой попыталась дотянуться до кружки, а другой — удержать Изби, которая неожиданно завозилась в руках. Только бы не уронить! А может… попросить маму подержать малышку? Неужели не видит, что мне тяжело? Я оглянулась на маму, с любопытством наблюдающую за нами, и робко начала:
— Ты не могла бы…
— Ох! — Она выпрямилась на стуле, словно приготовилась отвечать на экзамене, и протянула руки. — Конечно, дай мне девочку.
Я передала Изби маме, и на мгновение наши руки соприкоснулись. А теперь можно и кофе налить! Правда, в голове мелькнула странная мысль: как непривычно видеть маму с младенцем на руках! Она сидела прямо, будто палку проглотила, смешно расставив согнутые в локтях руки, и с серьезным видом изучала крохотное личико Изби, словно решала сложную задачу. В свою очередь малышка тоже с интересом разглядывала ее, беспорядочно размахивая ручками.
Через пару минут, поставив на стол кофе, я ждала, что она отдаст малышку мне, но мама не сводила с ребенка глаз. Что ж, сяду рядом.
— Какая красавица! — наконец прошептала мама. — Так похожа на тебя в этом возрасте.
— Правда?
Она кивнула:
— У вас одинаковые глаза! Такие же, как у отца.
Изби на удивление спокойно отнеслась к незнакомке, которая, наоборот, чувствовала себя не в своей тарелке с крошкой на руках. Оно и понятно! Для маленькой Изби мир сейчас состоит только из любящих сердец.
— Знаешь, прости за молчание. Не хотела тебя беспокоить, — повинилась я. — Просто… столько всего произошло.
— Так и думала. — Она взяла малышку в одну руку, а другой взяла кружку с кофе. — Но мне все равно стало не по себе после нашего последнего разговора, когда ты ни с того ни с сего принялась расспрашивать про развод. У тебя даже голос изменился.
— Изменился? Это как?
Немного подумав, мама ответила:
— Стал каким-то детским. Хотя если спросишь, почему мне так показалось, объяснить не сумею.
Не бойся, не спрошу. Уж мне-то все ясно, только об этом молчок!
Я взяла в руку пухленькую ладошку Изби и стала перебирать крохотные пальчики. Малышка тотчас перевела изучающий взгляд на меня, потом опять отвернулась к маме.
— Если честно, я испугалась, что теряю тебя, — призналась мама, не поворачивая головы, словно обращалась к Изби, а не ко мне. — Ты уехала к отцу с Хайди, завела новых друзей, а потом произошел спор из-за общежития… Ведь мы всегда придерживались одного мнения в таких вопросах, и вдруг оказывается, что я ошиблась. Сразу почувствовала себя такой одинокой.
«Одинокой», — повторила я про себя, а вслух сказала:
— Да, мы смотрим на многие вещи по-разному, но это не значит, что нам не удастся понять друг друга и сблизиться.
— Верно, — согласилась она. — Но меня ужасно раздражали быстрые перемены в твоем характере. Похоже, ты легко освоилась в незнакомом мире, который я никак не могу понять. И самое главное, в этом мире не осталось места для меня.
Мама говорила, не сводя глаз с Изби, словно ее признание предназначалось вовсе не для моих ушей.
— Мне знакомо это чувство, — слабо улыбнулась я.
— Да?
— Конечно, — кивнула я.
Повернувшись всем корпусом, мама медленно, четко выговаривая каждое слово, призналась:
— Для меня невыносима мысль, что я могу разрушить твою жизнь. Даже думать об этом страшно.
А ведь еще во время последнего телефонного разговора мамин голос неожиданно изменился, когда я спрашивала о разводе. Мне всегда казалось, что мама прячется от окружающего мира в хрупкой и ненадежной раковине, в случае опасности выставляя наружу острые рожки. Только вот никогда не приходило в голову, что с ее точки зрения все представляется по-другому и я не накалываюсь на выставленные для защиты рожки, а нахожусь внутри ее маленького зыбкого мирка. Вот мама и защищает его от любых посягательств.
— Ты не разрушила мою жизнь, — заверила я маму. — Просто нам надо чаще говорить друг с другом.
— О разводе?
— Обо всем.
Мама кивнула и, залюбовавшись малышкой, изучающей свои ножки, заметила:
— Ох, никогда не умела вести задушевные беседы.
— Знаю, я тоже. Но этим летом многому пришлось подучиться.
— Серьезно?
— Серьезно, — вздохнула я. — Это оказалось не так уж и трудно.
— Ну, раз так, — судорожно сглотнула мама, — может, и меня научишь?
Я улыбнулась и хотела погладить ее по руке, но вдруг услышала, как в кармане звонит телефон Хайди.
— Ой! — воскликнула я, вынимая телефон. — Надо ответить, извини.
— Конечно! — Мама откинулась на спинку стула, укладывая Изби удобнее на коленях. — Мы подождем.
Даже не посмотрев на определитель номера, я поспешила ответить на звонок.
— Алло?
— Хайди?
Надо же, папа не признал голос родной дочери! Странно! Но лучше не вдаваться в подробности. Подавив малодушное желание прервать разговор, я поправила его:
— Нет, это Оден!
— Ох! — Пауза. — Ну, привет!
— Привет!
Мама не сводила с меня любопытного взгляда, и я решила выйти в коридор. Нет, все равно услышит! Пожалуй, лучше поднимусь на второй этаж.
— Гм, а Хайди нет. Она ушла на пляжную вечеринку и забыла телефон дома.
На линии воцарилась мертвая тишина. Любопытно, неужели помехи появляются лишь в тот момент, когда очень важно расслышать слова собеседника?
— Ну а как твои дела? — наконец-то спросил папа.
— Хорошо. По уши в делах.
— Заметно. Я тут оставил несколько сообщений. — Папа прокашлялся, прежде чем продолжить. — Полагаю, ты злишься на меня.
— Нет, что ты! — В спальне Хайди на кровати по-прежнему лежало бережно расправленное пурпурное платье. Подняв его, я подошла к шкафу. — Просто решила кое в чем разобраться.
— И я тоже. — Он снова закашлялся. — Послушай, ты сейчас живешь с Хайди и видишь ситуацию однобоко…
— Хайди хочет, чтобы ты вернулся домой.
— И я хочу того же самого, только это не просто сделать.
Раздвинув вешалки в шкафу и выбрав пустую, я аккуратно повесила платье и стала перебирать наряды.
— И в чем же дело?
— Что ты имеешь в виду?
Вынув черное платье с юбкой-плиссе, я полюбовалась им и повесила обратно.
— Ты каждый раз повторяешь, что это не просто. Так объясни, наконец, в чем сложность?
Папино удивление чувствовалось даже на расстоянии, будто каплями просачиваясь сквозь трубку. Он же привык, что я приму любое решение, основанное на его своеобразной логике, которая оправдывает любой поступок, даже не очень порядочный! Ведь он — писатель, склонный к частым переменам в настроении, и законченный эгоист. Ему, видите ли, нужны полноценный сон, тихое помещение для работы и свободное время для творчества. Получи папа возможность жить вдали от беспокойного мира, и никто бы не пострадал! Но в том-то и дело, что он общается с людьми. Одних любит, других — нет. Время от времени женится, заводит детей, которые пищат по ночам и, даже повзрослев, не дают покоя. Однако жизнь есть жизнь, и ее нельзя переключить одним нажатием кнопки, как канал в телевизоре. А манипулировать чувствами вообще очень опасно, как я убедилась на собственном горьком опыте. И если уж живешь в мире людей, играй по правилам и не жульничай. Что тут сложного? По-моему, одна из самых очевидных истин!
— Видишь, — наконец выдал папа, — значит, все-таки злишься. Наслушалась Хайди и приняла ее сторону.