А я им собираюсь еще дровишек подкинуть в костер их сомнения. Вчера, с людьми разговаривая, я выяснил, что, оказывается, бывают контакты мирные между людьми и дичами. Когда войн нет, бывает, встречаются команды охотничьи, торговый обмен производят. И поэтому, несколько охотников у нас языком орковским владеют вполне сносно, собеседника понять и мысль ему передать смогут. Ну а мне только этого и надо. Постараюсь я договориться с вождем неандертальским, вбить в его башку дубовую (черт, кулак до сих пор ноет) мысли, нам полезные. Вот для подготовки клиента к разговору спектакль и проводится.
Пациент уже очнулся давно, голова у него на диво крепкая. Веревки разорвать попробовал, придушился слегка, и не захотел продолжать. Ага, изображать героя безымянного, смерть мучительную принявшего, ему из себя не хочется. Это хорошо, значит, на что-то надеется, на диалог пойти должен. Вот так спектакль мы уже час играем, разошелся народ, пора уже премии вручать театральные. Орк у телеги сидит, связанный, головой слегка шевелит, прислушивается да принюхивается. Ладно, хватит, занавесь. Погружаем тушку на телегу (в ручную тащить — не приведи Господи), и везем на место боя давешнего. Тут я еще один трюк психологический использовать хотел. Как снимем повязку наглазную, зрения неандертальца лишающую, пусть перед его глазами предстанет картина побоища, войску его учиненная. Он же ее не видел еще. А пять десятков трупов в одном месте сваленные впечатление производят надлежащее, к диалогу подталкивающее, если желания судьбу их разделить нет. Прям «Апофеоз войны» Верещагинский.
На место прибыли, тушу сгрузили, к дереву прислонили-посадили лицом в нужную сторону. Вокруг нас воины вилевские встали статуями суровыми, часть малую армии великой изображающие, поотдаль, между деревьями, всадники иногда мелькают, и по одиночке, и отрядами скачущие, подразделения пехотные проходят изредка. В общем, должен клиент впечатлиться антуражем созданным. Сорвал я повязку с глаз его. Сидит, от света щуриться, картинку впечатляющую осматривает. Давай, давай, проникайся! А на дороге уже вороны свой пир начали, налетели стаей, уселись на трупы. Мелочь хищная тоже подбирается, свой кусок урвать норовит. Остальные мяса любители пока толпы людской остерегаются, но как только ночь придет — раздолье им наступит. Не собираюсь я тела хоронить, пусть порадуется фауна местная. Посмотрел гадский вождь на картину окружающую, и глаза на меня перевел, над ним во всей красе стоящим. Ну что, начнем беседу нашу, где переводчики? Присел я на корточки рядом с ним:
— Как ты думаешь, что я с тобой сделаю?
Задумался. Не ожидал. Скрип шестеренок арифмометра по всему лесу слышен.
— Съешь?
— Я не ем людей. И вот это — пальцем на трупы — тоже не ем. Их съедят звери. Там ведь есть твои родичи, из племени твоего? Ты ведь вождь?
— Да, я Могучий Бык, вождь рода Чистого ручья! — смотри, не лопни от гордости. Я лицо понимающее сделал, покивал — ну конечно, мол, кто же не знает великого бычару ручейного.
— А много ли у тебя воинов, вождь?
— У меня могучий род, самый большой на восход от Песчаных холмов! — вот оно что. Конечно, все гораздо ясней стало, песчаные холмы — кто не слышал?
— А здесь их много лежит? — затуманился он лицом, захмурился.
— Хреновый ты вождь, Бык. Людей своих на смерть привел. Я ведь вас всех здесь убью, никого из леса не выпущу. Людей у меня много. И останется твой род без охотников. И умрут все от голода. Или соседи съедят.
Именно на этот момент я в своих переговорах и рассчитывал. Одни они на все племя на все руки мастера — добытчики, охотники, предметов бытовых изготовители. Нет их — племя не выживет. В лучшем случае соседи самок с детенышами по своим племенам разберут. А в худшем, приглянется кому-нибудь территория племенная, вырежут остатки хозяев бывших к чертовой матери, еще и в пищу употребят. И все это Бык знает получше меня — это его жизнь. Молчит сидит, перспективы печальные обдумывает и на меня поглядывает. Понимает умищем своим первобытным, что не просто так разговор я затеял, хотел бы убить — давно бы убил. Продолжим обработку.