Арбалет радовал. До пятидесяти метров, пока траектория полета тяжелой стрелы оставалась настильной, я уже практически не мазал. Даже один раз выехал на охоту в степь, что бы потренироваться в стрельбе по движущимся мишеням. И хотя на многие километры вокруг вся живность была распугана гоблинской ордой, пару антилопоподобных животных мне добыть все-таки удалось, при этом стреляя с седла, в движении. А вот при стрельбе на большие расстояния уже возникали трудности. Мешало притяжение земное, упорно полет стрелы менявшее. Поэтому оружие приходилось задирать выше, стрелять по пологой траектории, интуитивно определяя точку прицеливания, что, в общем, было уже чистой воды угадайкой. По большой групповой мишени пойдет, а для снайперской стрельбы не очень. То есть, по дальности уверенного поражения цели я, в принципе, был вровень с лучниками. Но не по эффективности. Тяжелая стрела с листовидным наконечником, летящая на огромной скорости, оставляла такие раны, что, даже попав в конечность, гарантированно выводила противника из строя. Так что, теперь я был серьезно вооружен и чертовски опасен. Для антилоп точно.
В результате, всадник, выехавший через три дня во главе каравана из пяти телег и почти двух сотен конников, представлял собой довольно сюрреалистическое зрелище. На угольно черном громадном коне восседал человек в светлом городском камуфляже и берцах, на поясе у которого, с одной стороны, висел меч в ножнах, с другой пистолет в кобуре. К седлу его был приторочен арбалет, а в руках он держал копье. Короче, страшный сон средневекового милитариста.
Первые два дня пути прошли очень спокойно и скучно. Степь была практически пустынна, травоядных, даже крупных, неандертальцы разогнали, хищники, первые дни толпами бродившие около лагеря и подъедавшие тела, как только халявное угощение закончилась, ушли вслед за остальной фауной. И вообще, расспросив охотников и посмотрев своими глазами, я понял, что буйство жизни, которое попалось мне в первый день знакомства с Дикой степью, было для этих мест явлением сезонным, миграцией животных из одних районов в другие по каким-то своим, животным, делам. В обычном же виде степь представала гораздо пустынней.
Если первый день мы двигались всем отрядом вместе, практически ничего не опасаясь, то, начиная со второго, в разные стороны по ходу движения были разосланы разведчики, передвигавшиеся десятками, со строгим приказом в бой, ни в коем случае не вступать, ни с двуногими, ни с четвероногими. Только разведка. Цель маршрута у нас была — найти Чистый ручей, пристанище славного вождя Могучего Быка. Гоблин, как мог, и как я его понял, маршрут мне объяснял. Этой, запомнившейся мне, абракадаброй, я щедро поделился со своими следопытами, и теперь они пытались вывести нас в нужное место.
На третий день начали появляться первые животные, которых, по мере продвижения в глубь степи, становилось все больше и больше. Хищники пока отряд не беспокоили, хотя их видовое разнообразие впечатляло. Люди видели каких то собачьих, размером небольших, но передвигающихся приличными стаями больше десятка особей. Нередки были гиенообразные твари, плотные, ростом с русскую борзую, со здоровенной головой и мощными челюстями. Передние лапы у них были намного длиннее задних, отчего движение получалось какое-то скачкообразное. Гиены тоже бродили стаями, но голов в пять — семь. Встречались кошачьи. Уже виденные мной гепарды — переростки, по одиночке, и семьями. Видели львов. Да-да, самый натуральный львиный прайд, только котейки там были покрупнее наших, земных, правда, ненамного, шкура у них была не одноцветная, а пятнисто-полосатая, и у самцов почти не было гривы. Саблезубы пока не встречались. Все эти хищники не выражали особого желания связываться с большим людским отрядом, и проворно убирались с нашей дороги. Даже на разведывательные группы они не нападали, хотя разведчики, выполняя приказ, сами старались их объезжать.
Как ни странно, больше всего беспокойства доставляли как раз копытные степные обитатели. В первую очередь носороги. Если про земные их разновидности был справедлив анекдот о том, что зрение у носорога слабенькое, но при его массе это не его проблемы, то здесь это было справедливо вдвойне, так как местные твари весили как раз примерно вдвое больше своих земных собратьев. Встреча с первой же парой таких созданий, оказавшихся у нас на пути, едва не закончилась трагедией. Что взбрело в голову этому живому пятитонному мохнатому танку, не скажет, конечно, никто. Возможно, он заподозрил нас в извращенной страсти к его грациозной, на целых пятьсот килограммов меньше его весящей, даме, пасущейся чуть поотдаль, я не знаю. Но едва авангард отряда, в котором ехал и я, оказался метрах в семидесяти от щиплющей траву скотины, тот поднял башку, принюхался, навелся на нас своими ушками-локаторами, хрюкнул, и стартанул в нашу сторону, сразу набрав огромную скорость. Он несся, опустив до самой земли голову, выставив вперед огромный, не меньше полутора метров в длину, рог.