Пока думал, стрелять пора пришла, добежали гоблины до удобной дистанции. Без щитов все. Не, ну это даже не камикадзе, у тех хоть шансы вражью жизнь забрать были. Суицидники это форменные. Ну ладно, огонь. Два раза я успел выстрелить, перед тем как кончились оппоненты. Тут же послал народ в обход, с другой стороны холм посмотреть, на соседние, совсем далекие, глянуть, не приближаясь к опасным местам ближе, чем на пять сотен шагов. Пусто. После осмотра местности тщательного, пришли наши следознайцы к выводу, что сидел этот полк засадный тут не меньше суток, нас дожидаясь. И еще следы нашли, тоже примерно суточной давности. Три товарища, человек и два гоблина, все так же на юго-запад ушли. Что характерно, направление их движения прямо в сторону полоски этой темной, на горизонте висевшей и никуда не девшейся, было.
До вечернего привала опять по следам шли. Пейзаж вокруг совершенно пустыню напоминать стал: зелень вообще пропала любая, источники воды нам уже второй день не попадаются. Одни холмы, в которых, кроме песка, каменные глыбы видны. После того, как на ночевку встали, собрал я народ, и объявил, что дальше таким составом мы продвигаться не можем никак. Совсем. Ибо — воды в достаточном количестве для всех, а главное, для лошадей, на завтра уже нет. И если впереди ее тоже нету, то находимся мы сейчас аккурат в точке невозврата. Отсюда назад, до ближайшего источника, кони вернуться смогут, а если дальше пройдем, то уже не получится. И поэтому волевым решением состав экспедиции урезаю я до двух человек. Себя и проводника. Один бы пошел, но следопыт я не важный, потеряю противника. И воду всю оставшуюся с собой завтра забираю. По кандидатуре спутника моего дискуссий не было. Сам вызвался, никто и не спорил. Адар, охотник деревенский, как после засады гоблинской со мной и Боратом пошел, так и следовал потом тенью безмолвной всюду. И на переправе рядом бегал, и становища орочьи громил. На глаза не лез, в друзья не набивался, орденов-медалей не требовал. Домой, в поселок, не смог я его оправить вместе с остальными, сказал он, что одинокий совсем, и ничего его там не держит, с нами пойдет. Сказал, и пошел. Даже Бората когда я на командование остальной частью войска в лагере гоблинском поставил, Адар дальше с нами двинулся, не остался с ним.
Ладно, решение приняли, надо ночевать. Только не спалось мне. Сидел, на звезды смотрел (костра не разводили, маскировка, да и не из чего), и думал о странности происходящего. Вот не помню я, как память не напрягаю, на Украине пустынь таких, не было их в моем мире. И выходит, по всему, что преследуемый земляк об этих местах знает, бывал уже тут, идет уж больно уверенно, как по нитке. И тогда понятна вроде засада эта олигофреническая становится: это он так, с присущей ему элегантностью, от лишних потребителей воды избавился, если знал, что дальше ее тоже не будет. А что не удалась совсем засада, вполне можно на эксцесс исполнителей списать. Подожди неандертальцы на верхушке холма, пока конники туда поднимутся, могли, вполне могли, успеть достать их. Не выдержали, видать. Ну что с них взять, дикари-с. И еще о странностях — что это, черт возьми, за иллюминация непонятная??!! Свет, прошлой ночью точкой практически бывший, теперь уже столб огня прожектора, в небо устремленного, напоминал.
Когда солнце на востоке небо окрасило, а полоска таинственная на юго-западе опять темнеть начала, стали мы в пеший тур собираться. Из вооружений решил я меч оставить. Не стал за короткое время великим специалистом по работе с ним. И булаву оставил. Это на коня можно много навесить, здоровый он у меня, а на своих двоих груз тяжкий тащить, неизвестно сколько и куда, охоты нет. К арбалету ремни приспособил, чтоб нести удобно было, и снять быстро, копье свое взял. Пистолет, само собой, и ножик верный, ко мне уже приросший. Зато воды на себя навесил три бурдюка, литров на шесть каждый, и на Адара два таких же. И фляги походные свои, двухлитровые, у каждого. Нормально, потянем, в горах и больше таскали. Из еды выбирали ту, что поменьше весит и покалорийней будет. Сушеное мясо, с жиром и ягодами смешанное, типа пеммикана индейского, и лепешки сухие — нормально, прожить можно, не гурманства ради в поход идем.