Время шло, Оля росла – вот начали появляться в альбоме цветные фотографии. Ольга в пионерском лагере выступает на сцене, Оля в школе защищает свой первый реферат, Оля на олимпиаде, на спортивных соревнованиях. На фотографии со дня рождения перед Ольгой торт с 12 свечами… С любимым котом Пушистиком – на следующей. По соседству на несколько выцветшей фотографии запечатлены две смеющиеся девчонки – сама Оля и ее подруга белокурая симпатичная Светка, им примерно по тринадцать.
Ольга взялась за уголок страницы альбома, но не спешила ее переворачивать. Она долго смотрела в улыбающиеся глаза самой себе, юной, беззаботной, счастливой. Затем медленно перевернула страницу.
Вот и та страничка, которую Ольге хотелось выдрать не просто из альбома, а из своей жизни. Она стоит с костылями, одна нога в гипсе, взгляд грустный.
Ольга принялась туда-сюда переворачивать страницу: тут беззаботный смех, тут грустный взгляд и нога в гипсе, смех-травма, смех-травма, смех-травма…
Ольга резко захлопнула альбом и отбросила его в сторону. Затем она откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.
Как же так произошло? Почему так все произошло? Почему это случилось с ней?
II
Семья Ольги жила в двухэтажном деревянном бараке на восемь квартир, построенном в 1970-х годах для работников мясокомбината. Такие домики и теперь стоят на окраине Западных, образуя своеобразный микрорайончик.
Дома стояли по обе стороны длинного двора, в котором и сушили белье, и играли в домино и карты, и тут же в песочнице рядом возились ребятишки. На лавочке возле дороги любили посидеть Ольга со своей закадычной подругой Светкой, обсуждая редко проезжающие машины, болтая о своем, девчачьем. Вот и в тот день Светка сидела на лавочке, щелкая семечки в ожидании, когда выйдет Оля.
Ольга помнила обстановку их старой квартиры до мелочей – гарнитур «Березка», за которым мама гонялась бог знает сколько времени, цветной телевизор «Кварц», каналы на котором переключаются при помощи кнопок – аж восьми штук!
В тот день Ольга торопливо жевала суп. Опрятностью она не отличалась и после трапезы частенько оставляла после себя крошки, лужицы пролитого чая, липкие пятна от варенья… Так и не доев до конца свою порцию, Оля вскочила и с набитым ртом прокричала матери, что идет гулять.
Валентина Петровна, молодая, стройная, увидев, какой «порядок» оставила дочка на кухне, в досаде покачала головой.
– Ольга, не моешь посуду за собой, так хоть в мойку ставь! – недовольно пробурчала она, проходя за дочерью в прихожую и наблюдая за ее поисками своей обуви.
– Да мам, приду, поставлю. Где мои сандалии? – Ольга никак не могла найти их среди расставленных в беспорядке пар. Она вертелась вокруг себя, заглядывала почему-то в полку с головными уборами, причем, зимними.
– Там, где ты их сняла, – «помогла» поиском мама.
– Ну, маааам. Где? Меня Светка ждет уже.
Оля беспомощно встала посреди коридора и сложила руки на груди.
– Неряха-растеряха ты у меня. Вот, не они стоят? Перед глазами! Ничего не видит.
Действительно, в стороне, вполне себе на виду, стояли Ольгины слегка стоптанные сандалии.
Ольга торопливо их схватила, на ходу надела, чуть не упала, споткнувшись, – была дорога каждая минута, проведенная в обществе близкой подруги.
– Под ноги смотри! Летишь…
«Да, видимо, мама тоже помнит о том, какой была я раньше», – грустно улыбнулась Ольга и продолжила воскрешать в своем воображении картинки из прошлого.
Тот день был ясный и теплый. Тетя Тома вешала на веревки огромные белые простыни и пододеяльники. На лавочке возле сараев сидели местные бабульки. В песочнице возились малыши, за которыми приглядывали родители – либо мамы из окон первого этажа, либо папы, играющие с азартом в домино, сидя за столиком за углом дома. Рядом с подъездом девчонки с первого или второго класса прыгали в резиночки.
Они со Светкой сидели на лавочке и, как всегда, обсуждали какую-то ерунду. То представляли бабу Галю, сидевшую напротив, в шапочке Микки-мауса, то грузную тетю Тому – балериной: в пуантах, таком мини-платье белого цвета – лебедем из известного всем «Озера». То и дело двор оглашался девчачьим смехом.