— Мои поздравления, Хиробрайн. Ты блестяще выполнил своё предназначение.
Сказал бы, куда бы я пожелал засунуть все эти «предназначения», но я предпочёл промолчать, всё же в голосе демона слышалась искренняя радость и за мою победу в целом, и за меня в частности. Нет, это не была радость из разряда: «Я рад, что такое ничтожество, вроде тебя, могло добиться хоть чего-то стоящего» — так бы подумал любой другой хранитель. На самом деле я чувствовал его гордость. Все эти года он верил в меня, и сейчас он радовался, что наши общие старания не прошли даром. Это было… приятно. Нет, ну, правда. Какому человеку не хочется, что бы в него верили?
— Теперь-то ты ответишь на мой вопрос? — игнорируя его слова, я сам спросил в достаточно-таки грубой манере.
Когда Крайдэс зародил внутри меня жгучую уверенность в какой-то тайне, вопрос об этом стал самым первым, когда я в следующий раз встретился с Рэсаем. Я ждал от него либо ответа, либо смеха и обвинения в наивности, ведь демон Края мог и просто издеваться надо мной. Но он какое-то время просто молчал, а потом сказал, что время для подобных разговоров наступит лишь тогда, когда я разберусь с Хранителем. Это было правильным ходом, ведь чем меньше я думаю о постороннем, тем меньше отвлекаюсь в бою. Но проклятье! Не хотел говорить — мог и соврать. Ведь такие недоговорки ещё пуще разжигали моё любопытство. Ненавижу тайны, которые относятся ко мне.
— Что ж, твоя правда. Теперь уже нет смысла и дальше что-то утаивать, — надо же! Даже удивительно, что он всё-таки не пошёл на попятный. — Крайдэс не ошибся в своих догадках. Я действительно твой отец.
Это было… неожиданно. Поначалу я и не поверил. Просто послышалось? Просто показалось? Это просто шутка? С этими мыслями я глянул на Рэсая, ожидая подвоха, но он продолжал молчать, благоразумно дав мне время переварить услышанное. Что ж, спасибо ему. Ведь когда этот момент отрицания подошёл к концу, я спокойно воспринял его слова. Будучи подростком, так просто смириться с этой новостью точно бы не получилось. Ведь когда-то давно я яро желал узнать правду о своих родителях. Однако воспитание хранителей изменило мои взгляды на прошлое. Они убеждали меня, что всё моё существование не больше, чем просто случайность. Со временем я поверил в это, прекратил свои юношеские поиски. О каких родителях может идти речь, когда ты всего лишь магическая ошибка? Поэтому сейчас новость о существовании настолько кровного родственника… отца (!) вызвала у меня даже радость. Но из-за этого появились только новые вопросы. Физически я человек, значит, мать моя была из людей, но как такое возможно?
— Как это стало возможным? Ты ведь сам говорил, что к чужим расам, тем более к людям, ты ничего не испытываешь.
— И это не ложь. Это правило справедливо и поныне, однако случилось исключение, — судя по тому, как под конец затих его голос, он погрузился в воспоминания. И то, о чём он вспомнил, его не разозлило, а заставило улыбнуться. — Однажды я начал чувствовать сильное, неестественное для моей природы, влечение к одной человеческой женщине. Я знал, это не могло быть случайностью. Очевидно, высшим силам от этого союза нужен был ребёнок, которому и суждено завершить наш цикл.
— И ты не противился? — меня удивляло его спокойствие, хотя он знал изначально о моём «предназначении» и прекрасно понимал, что однажды я убью его.
— Не было причин, мой друг. Цикл рано или поздно завершится. Испугавшись тогда, как испугались мои братья, я бы просто отсрочил неизбежное — не более. А так это был прекрасный шанс для меня познать что-то новое. Людей переполняют много интересных и ярких чувств. Думалось мне, что смогу испытать хоть какую-то их часть, — о людях Рэсай всегда говорит с каким-то странным восторгом. Ему нравилось за ними наблюдать. Однако почему-то под конец его слов я услышал грусть в голосе.
— И всё же что-то пошло не так?
— Увы. Не каждый порыв любопытства суждено потешить. Я провёл с твоей матерью девять месяцев, сделал всё, чтобы она жила счастливо… Разумеется, насколько это было вообще возможно, учитывая, куда она невольно была втянута. Но теплее наши отношения так и не стали. Она так и осталась для меня лишь средством, а я для неё — существом, погубившим её жизнь, — в тот момент он, кажется, снова погрузился в воспоминания и даже тепло улыбнулся. — Забавная была женщина, раз семнадцать пыталась меня прирезать. Четыре раза — даже удачно. Но тебя любила. Перед смертью вынудила меня поклясться оберегать тебя.
— И ты сразу же оставил меня у людей, — эта фраза была не больше, чем обычная шутка. Но то ли от юношеской обиды, когда я считал себя брошенным, то ли от общего впечатления от всей этой правды голос мой сорвался, поэтому сложилось впечатление, что я его обвиняю. Рэсай так и подумал, поэтому эти слова его почти что обидели.
— Не говори так, будто мой поступок был спонтанен! — да, всё-таки обидел. — Я не мог оставить тебя при себе. Братья бы узнали, и тогда бы нас не спасла ни одна ложь. Поэтому силы всех моих пауков были брошены на поиск той семьи, которая приютит тебя и даст правильное, с человеческой точки зрения, воспитание.
Если бы я даже захотел, то я не смею высказывать ему какие-либо обвинения. Да, он меня оставил на шестнадцать лет, но ведь сделал всё, чтобы моё детство было счастливым, и оно было таковым. Да и не думаю я, что он меня действительно бросил. Теперь-то я больше чем уверен, что всё это время его восьмилапые шпионы неустанно следили за мной.
— Планировалось как можно дольше скрывать правду. Окончательное взросление у людей происходит в гораздо позднем возрасте. Но твои способности проявились слишком рано, я не мог их больше сдерживать. Тебя надлежало учить. Поэтому я вынужден был тебя забрать, надеясь, что братья поверят в мою ложь.
— Поверили, — усмехаюсь я, даже удивляясь от его искусства лгать. Ведь демоны до последнего так и не догадались, какая именно роль была отведена мне в этой истории.
— Поверили, — поддержал он моё настроение кивком. — Более того, амбиции Старшего даже помогли осуществить мои планы по твоему физическому воспитанию. Братья оказались весьма толковыми учителями. Мне оставалось лишь следить, чтобы ты не поддавался их дурному влиянию. Но порой эта задача могла казаться невыполнимой. Ты был просто несносным юнцом, — воспоминания о наших склоках из-за моей подростковой импульсивности заставили его улыбнуться.
Проклятье! Даже сейчас одной лишь своей улыбкой этот демон способен меня пристыдить, как мальца. Ведь я помню, как дерзил тому, о чьих уроках по-настоящему приятно вспоминать. Пока остальные создавали из меня лишь оружие, Рэсай учил. Рассказывал, объяснял, исправлял то, о чём наболтают остальные. Пожалуй, это единственные приятные воспоминания, которые остались у меня от этого двадцатилетнего обучения.
— И пусть моё, хм, отстранение внесло некоторые коррективы, и ты всё-таки поддался их влиянию. Однако сейчас я могу не без удовольствия наблюдать за результатом моих трудов. Ты доказал свою силу, мой друг, вне всяких сомнений, — этими словами он решил прервать свои погружения в воспоминания.
Меня его слова так же заставили вернуться в реальность, где я наконец-то вспомнил, что со мной было до попадания сюда.
— Только мне всё это теперь без надобности. Я мёртв, — я говорил достаточно-таки свободно, потому что был уверен, что та рана стала для меня смертельной.
Рэсай, который хотел что-то произнести, от моего заявления неожиданно осёкся. Даже со спины я смог понять — он удивлён. Почему? Такая его реакция удивила меня самого. Разве в сказанном мною можно сомневаться?
— Что за глупости я слышу?
То, что он усомнился в моих словах, меня задело. Мне захотелось доказать свою правоту, поэтому я тут же указал ему на мою рану, как на главное доказательство. Но какого было моё удивление, когда я увидел, что на моём плече не было ничего. Камзол в этом месте был повреждён, но сама кожа была цела. Что бы тут ни было раньше, оно привычно зажило с помощью моей регенерации. Как такое возможно? Ведь там, в замке, рана так и не начала срастаться. Зачарованная стрела ранила смертельно…