Пока я продолжал осматривать себя, в очередной раз убеждаясь в и так уже озвученном вердикте, я услышал, как Рэсай усмехнулся. Кажется, теперь он понял, на что я ссылался, когда сделал то заявление, и это его… позабавило?
— Эти чары всего лишь временно замедляют нашу регенерацию, всё же остальное — очередная ложь, на которую братья повелись. Их так сильно напугала сама возможность такой лёгкой смерти, что они позабыли главное правило: нас может убить только равный по крови.
— Но для чего тебе нужна была эта ложь? — я не перестаю удивляться всем этим ухищрениям.
— Моё убийство было прямым их приказом, но одновременно и доказательством, что в тебе сокрыто гораздо больше сил, чем им казалось изначально. К такой правде они были не готовы, испугались, что ты выйдешь из-под контроля. Поэтому ты повторил мою судьбу: был ими предан. Они пожелали тебя уничтожить, но решили не рисковать сами и отослали своих слуг, вооружив их тем самым оружием, которым я их запугивал.
Я помню. В ту ночь они направили меня на задание, но это оказалось ловушкой. Противников было слишком много, чтобы я мог победить, но я был и слишком самоуверенным, чтобы отступить. Меня ранили очень сильно, я еле успел сбежать, используя Жемчужину. Мне казалось, что я выжил лишь чудом, ведь против меня использовалось то самое зачарованное оружие. Но теперь я понимаю, «виновник» моего спасения стоял передо мной. Если бы хранители сами пришли за мной, я бы погиб — однозначно. Но они, запуганные Рэсаем, понадеялись на чары. Да, меня ранили, но это не было смертельно, довольно-таки скоро всё зажило.
Сказать, что я был поражён, значит, приуменьшить. Ведь я был шокирован, по-настоящему. Рэсай пошёл на такую ложь, потому что знал, что однажды хранители меня предадут. Он предугадал такой исход задолго до случившегося! Он сделал всё, чтобы я выжил, чтобы я скрылся от них.
Когда радость и удивление прошли, я наконец-то в полной мере осознал картину происходящего. Коснулся ещё раз плеча, будто хотел лишний раз удостовериться во всём услышанном. Не болит. Не чувствую повреждений. Значит, я…
— Живее всех живых, Хранитель.
Что?
Погодите, я не ослышался? Что?
Я шокировано озираю Рэсая. Это он сказал? Точно он? Да, бред какой-то… Но я ведь услышал, чётко, ясно. Хранитель? Я? Глупости! Быть такого не может!
— Тот, кто завершает цикл, становится началом нового? — нервно смеюсь я, кажется, начиная понимать правила этого мира.
— Так и есть.
— Но… Но зачем? Зачем начинать всё сначала?! Я видел, что творят такие как мы! Неужели, мирам не будет лучше без нас?! — срываюсь на крик. Ведь так хочется отрицать услышанное. Я мстил, сделаем вид, что ещё и мирам помог — избавил от тиранов, но никаким Хранителем я становиться не собирался!
— Возможно и так. Такая власть совращает, и мои братья тому ярчайшее доказательство. Но… — Рэсай сделал голос мягче, стараясь показать, что понимает меня и не осуждает моё недовольство. — Так устроен наш мир, мой друг. Сплетение Миров само по себе удивительное место. Сосредоточие всей магии и наших сил. Основа границ, которые и разделяют все остальные миры, не давая им погибнуть от соприкосновения друг с другом. Буквально сердце миров, если провести параллель с организмом людей. Но такой прекрасный мир не может существовать без своего смотрителя, кто-то должен направлять всю его магию в нужное русло. Ты родился на стыке циклов и прекрасно мог лицезреть, что бывает, когда Хранитель пренебрегает своими обязанностями и пускает всё на самотёк.
— Но почему не ты? Ты старше да и… говоришь об этом хоть с каким-то удовольствием.
— Такое предложение льстит моей старой зависти, признаю. Но даже если не брать в расчёт, что моё тело уже давно обратилось в прах, подобное всё равно недопустимо.
— Но ты бы мог убить меня и забрать мои силы…
— И уничтожить всё, ради чего я старался? Поступить так, значит, пойти против здравого смысла. А он ещё меня пока что не покинул. Мой цикл завершён, и я должен последовать за своими братьями, — думаю, он понял, что меня такие слова слабо утешали. — Не стоит так переживать, мой друг, в тебе говорит страх. Вот увидишь…
— Если бы дело было только в страхе… — вздыхаю я от отчаяния, понимая, что нарушить цикл, как и уйти от своего предназначения, мне не по силам.
Я молчу. К чему ещё слова? Ведь и так уже всё понятно. Мне не изменить то, что было решено, очевидно, ещё до моего рождения. Я смирился, отчаялся. Теперь не осталось даже надежд на то, что я смогу вновь увидеть тебя, моя милая, хотя бы там, хотя бы после смерти… Ведь я не умру, я остаюсь в этом мире… на долгие века. Один.
Снова, будто цепляясь хоть за что-то хорошее, я прижимаю огонёк к груди. Он тёплый, и моему сердцу становится так тепло… Я не знаю, что мне делать, Мирида. Буквально недавно я уже поверил, что для меня наступил конец, что всё это бессмысленное выживание подошло к концу. Я был к этому готов. Тот, кого ничто не держит в этом мире, не боится смерти.
Какая ирония. Ведь именно этой власти я и жаждал три года назад. Хах. Ну, и где ты сейчас, мой внутренний голос, который убеждал меня, что я выше всех людей, что мне не нужна женщина, которую я так люблю, а? Молчишь, конечно же…
Просто здорово! Я теперь ещё и сам с собой разговаривать начал.
Прошлый бравый Хранитель сошёл с ума, пытаясь избежать смены цикла, а сколько продержусь я, оставшись в одиночестве? Не забыть, не спрятать воспоминания о моих ошибках, о тебе, моя милая… Как же я устал от всего этого. В связи с последними событиями даже рабство у Скрэймана уже не кажется настолько ужасным. Да, от меня бы осталась лишь оболочка, это не жизнь, но я хотя бы ничего и не помнил…
Высшие силы — или чьим ещё вмешательством называет Рэсай происходящее — раз уж вы всё решили за меня, так помогите мне в последний раз, спасите её из этого плена. Слова Рэсая лишь подтвердили мои догадки: я был рождён для единственной цели — стать следующим Хранителям, и не стоит строить наивные надежды на то, что кто-то мне даст шанс пойти своим путём — у меня его просто нет. Но она… она помогла мне, спасла. Её любовь вытащила меня из бездны заблуждений. Она не заслужила этих мучений… Прошу, прислушайтесь…
И пусть, молясь в пустоту, я выгляжу глупцом. Пусть так. Я пойду на всё, лишь бы её юная душа больше не знала боли, которую ей принесла близость со мной.
Не знаю, сколь долго я занимался этим самокопанием, но Рэсай был молчалив. Он дал мне время смириться и принять. И я пытаюсь скрыть от него все свои глупые мысли, вызванные лишь отчаянием. Ведь зачем ему это показывать? Он и так сделал для меня гораздо больше, чем я того заслуживаю. И не его вина в том, что я до сих пор так и не совладал со своей скорбью. Но, кажется, он всё равно заметил, что смирение так и не принесло моей душе ни покоя, ни радости.
— Пусть мне не свойственно чувствовать к тебе то, что вы, люди, называете отцовством, но я горд за твои успехи и твоё мировоззрение, которое наконец-то стало свободно от эгоизма и властвования. И это значит, что отныне в моём прямом вмешательстве в твою жизнь нет нужды…
Он не договорил, а лишь обернулся… впервые за всё то время, что я успел побывать в этом месте. Это было удивительно и неспроста. Потому что через мгновение демон направился ко мне и вскоре уже стоял совсем рядом. От пронзительного взгляда его глаз стало как-то даже не по себе. Ведь мы уже давно не стояли так близко друг к другу, так сказать, лицом к лицу. Наверное, на его месте я бы засмеялся, ведь я уверен, что мой разбитый вид со стороны выглядел уж больно жалко. Это было неподобающе для того статуса, которым меня уже тут успели окрестить. Но на лице Рэсая я увидел всё ту же добрую отеческую улыбку. Так он улыбался мне, когда впервые юнцом привёл меня к хранителям, так улыбается и сейчас, когда я уже вырос.
— Но я не могу спокойно уйти, зная, насколько сильны терзания моего сына. Ты прячешься за маской уверенности, которой мы тебя и обучили, но кому, как не мне, знать людские чувства, — да, Рэсай, от тебя я никогда не мог ничего скрыть.