Хронос оттолкнулся от подоконника и, на ходу достав пару фотографий, бросил их на койку перед Азулом.
Тот с минуту сидел с непроницаемым лицом, а потом с отвращение бросил их на тумбу рядом, едва касаясь мерзких от уродства снимков. Сейчас он казался бледнее, особенно четко выделялась голубая венка под глазом, раньше Хронос этого не замечал, хотя мелкие, едва различимые, изменения после таких серьезных операций вполне могли происходить.
— Это не имеет смысла, — шипел имрахианец, немного придя в себя и подавив рвотный рефлекс, — это он, кому еще это было надо! Он напал однажды и попытался закончить начатое!
Азул готов был кричать от удушающего гнева. Пусть он и не верил что той ночью, когда Кир ворвался в их с Лимаром комнату, тот действительно хотел его прикончить, но эта авария… кто еще мог желать ему смерти!
Но больше всего Азула бесил тот факт, что на фото Кир действительно выглядел также, абсолютно также как и он! А значит, он горел, и ему было больно, но он все равно это сделал. И у долбаного фризийца, в отличие от самого Азула, хватило сил их спасти! Когда сам Азул не смог даже выбраться, а бестолково потерял сознание при ударе о землю.
Да какого черта, его просили?! Если бы жизнь Азула зависела от того, протянет ли он руку фризийцу в минуту крайней нужды, он не был уверен, что смог бы это сделать.
Азул рычал в немой ярости: эти фото говорили громче, чем слова директора. По его лицу текли слезы обиды и ненависти на собственного спасителя, за то, что он теперь обязан ему жизнью, будучи почти уверенным, что это жалкий фризиец залил ему смертельного топлива!
Азул закусил губу и почувствовал соленый вкус крови во рту; хотелось кричать, но… Здесь был директор и, возможно, за стенкой был тот, другой, тот человек, с которым он не мог, просто не мог существовать в одном времени, в одном пространстве…
«Этого не может быть! Это обман. Да. Конечно! В этом и был план фризийца — каким-то образом он рассчитывал прикрыть своё подлое преступление, изображая благородного спасителя. Должно быть, что-то пошло не так, и он сам загорелся и пострадал! Естественно! Он же жалкий тупица, а не стратег. Наверняка облажался, и просчет чуть не стоил ему жизни!»
Азул с яростью сжал подсунутые директором оправдательные бумажки.
Он никогда не поверит в этот бред. Никто не сможет его обмануть, такой жалкой смехотворной ложью, как Великодушие Фризийского Выродка! И они хотят убедить его, что тот, кого он ненавидел и презирал, тот, кто сам готов был вцепиться ему в горло — собственно, это и случилось пару месяцев назад — этот презренный прыщ на лице вселенной собирался рискнуть собственной жизнью ради него!
Смешно! Первосортнейшая трагикомедия!
«Тебе почти удалось, если бы не твой крошечный мозг, которому не хватило ума довести начатое до конца… и ты облажался. Чего еще следовало ожидать от наглого выскочки, который так идиотски промахнулся мимо цели, не рассчитав силу. Я уничтожу тебя! Даже если это будет последним, что я сумею сделать. Я сотру тебя навечно, будто никогда и не было. Клянусь! Клянусь честью — ты сполна заплатишь за всё.»
Директор тихонько вышел, не глядя на мальчика. Он и сам отчасти понимал чувства Азула. Все казалось логичным на первый взгляд — у Кира был мотив и возможность, вот только цепочка событий аварии никак не желала укладываться в аккуратный круг, присоединяя события звеном к звену.
Даже если допустить, что Кир провернул все так, что никто ничего не заметил, зачем было рисковать собой? В конце концов, можно было поранить себя и, оставшись у разбитого ЛА Азула, доказывать, что старался помочь и не смог. Но пробитые дыры в обшивке, которые Кир отказывался объяснять, и тот факт, что он вытянул Азула из горящего челнока, действительно, являлись единственными причинами, почему имрахиец все еще рыдал в палате, а не летел грудой останков на родную планету. Но…
Прямых улик, доказывающих вину Кира не было, а косвенные не могли перевесить тот факт, что Кир спас жизнь Азула, рискуя собственной…
Когда Кир пришел в себя, ему показалось, что на нем нет ни одного живого места — все его тело словно горело. Врачи объяснили, что это эффект от наращивания кожи.
Получая обезболивающее, раз за разом Кир получал некоторое облегчение, и на пару часов противное мучительное чувство, выкручивавшее конечности и изводящее дух, исчезало, смешиваясь скользкой тягучей негой полусознания.