- Товарищ младший лейтенант, старшина Бербиц прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы.
- Здравствуйте, Бербиц! - смутился Полуэкт и от его столь необычного роста, и еще более от мощного трубного голоса, который зарождался где-то глубоко внутри и теснился на выходе, отчего получалось пришепетывание и сглатывание окончаний слов.- Где служили раньше?
- Старшиной на складе, товарищ младший лейтенант,- близко посаженные, опушенные густыми короткими ресницами карие глаза новенького были красны, как от недосыпания. На крупном лице выделялся увесистый, с горбинкой, нос и шрам на щеке.- А до госпиталя был в разведке,- добавил Бербиц, заметив, как поскучнел командир взвода.
- Вы, в разведке? - не сумел скрыть удивления Шарапов.
- Да, товарищ младший лейтенант, даже пролил там свою молодую, горячую кровь. На склад попал для поправки.
Бербиц рассказывал о себе откровенно, глядя прямо в глаза и все время чему-то улыбаясь. Он как бы и над собой посмеивался, и над Шараповым - тоже. К крайней досаде, Полуэкт даже приблизительно не мог определить, что он за человек.
Ежедневно во взвод прибывали новые солдаты и сержанты, уже обстрелянные, после госпиталей и медсанбатов, но не разведчики. Поэтому, догадался Полуэкт, Ермишев и дал для подготовки следующей операции такой большой срок. Все обдумал и взвесил, прежде чем сказать слово.
Мин боялись и разведчики, и новенькие, но сапер как-то очень быстро сумел развеять это предубеждение.
- Не боги горшки обжигают,- говорил весело.- Любую обезвредить можно, если практика есть, внимательность и хладнокровие. Я вас натаскаю.
Построили "немецкую" оборонительную линию и стали находить и снимать установленные сапером "мины", делать проходы в рогатках, спирали Бруно и в МЗП. Интересно показалось, и увлекались так, что на часы не смотрели и об обедах забывали. Даже нечто вроде негласного соперничества возникло: новенькие тянулись за старичками, а те ревниво следили за успехами новичков, чтобы не обошли в чем-нибудь и не заставили краснеть. А начали и обходить. Проволоку стали резать не хуже Карянова и Калинина. Как-то незаметно для всех выдвинулся орловец Шиканов, невысокий, плотный паренек с хрипловатым голосом. Общительный и хозяйственный, он везде оказывался первым, хоть землянку копать, хоть окоп. Отлично ползал по-пластунски и лучше всех торил борозду. Шарапов назначил его связным, возвел в ранг инструктора и этим только подлил масла в огонь. На себя Полуэкт взял стрелковую подготовку, рукопашный бой и ориентирование на местности.
Его отец любил ходить пешком, и не по дорогам, а одному ему известными тропами, через леса и болота. Полуэкт часто увязывался за ним и в хождении по бездорожью полюбил и познал природу, научился определять стороны света по звездам, по кронам и коре деревьев, муравейникам и по многим другим приметам. Ребята лес знали плохо, и Полуэкт без устали учил ориентированию на местности, хождению по азимуту и чтению карты.
Сапер и фельдшер, сделав свое дело и приняв зачеты, отбыли, а занятия продолжались. Учились быстро и бесшумно ползать, захватывать пленного, вести бой в окопах, метко стрелять и бросать гранаты на разные дистанции и из самых неудобных положений. Занимались в темное время суток, когда легко ошибиться в расстоянии и глаза долго привыкают к темноте после осветительных ракет.
Совет Ермишева Шарапов тоже не забыл. Сначала свозил новичков на тот берег, чтобы "пообмялись" на чужой территории, потом еще несколько раз поснимать мины и порезать проволоку. Трусили вначале новенькие, как в первый бой собирались, даже письма домой накануне писали, но постепенно пообвыкли, работали все спокойнее и увереннее.
Шарапов проверил группы резаков, минеров и пошел в дальний конец поляны, где отрабатывали "эвакуацию раненых" и "транспортировку пленных". Новый старшина Бербиц делал короткие замечания, иногда показывал, как лучше взвалить или тащить. Он был инструктором, и потому даже не улыбался.
- Как мешки? - спросил Полуэкт.- Пробовали? - Во фронтовой газете недавно мелькнуло сообщение о том, что разведчики притащили пленного в мешке.
- Ну их,- отмахнулся Бербиц.- На плащ-палатке удобнее, а возьмем, так и без нее утащу.
- Покажи-ка, как?
Бербиц хмыкнул:
- Кто "пленный"? Ах, Бахтин! Ложись, Вася, и нишкни, будто ты связанный.
Бахтин неохотно лег. Бербиц рывком поднял его над головой, обернул вокруг шеи, как горцы таскают овец, и спросил:
- Куда его, командир? Может, в Волхове искупать, чтобы не дрожал? Боится, что уроню его высочество. Ребята хохотнули.
- На ту сторону поляны и обратно можешь?
- Гы-ы,- засмеялся Бербиц и побежал.
Вернулся свеженький, без бисеринки на лбу. Слабосильных во взводе не было. На Скубу и Андрейчука стоило только посмотреть, все легко играли двухпудовыми гирями, а Карянов даже поднимал гирю зубами и отбрасывал далеко в сторону, он же кулаком разбивал любую дощечку, что удавалось далеко не каждому; но такой силе и выносливости удивился даже Бахтин:
- Ну, Миша,- протянул напевно и с восхищением.- В случае чего ты меня под мышку, Карянова под другую и дай бог ноги.
- Могу! - согласился Бербиц.- Еще и третьего на загорбок посажу, но пусть вас лучше не ранят, ребята.
2
Ранний ноябрьский снег, казалось бы, надежно укрывший землю, растаял. Постояло несколько теплых дней, и за ними, после хорошего бурана, пришла зима, с тихими ночами и прозрачным морозным воздухом. И тоже ненадолго. Вдруг пошел дождь, за ним снова снег, и заколебалась, задурила капризная новгородская погода.
Занятия продолжались, но шла и подготовка к новому поиску. Артиллеристы приучали немцев к ночным перестрелкам, связисты - к вечерним концертам. Вражеские солдаты охотно слушали "Катюшу", "Пожарного", "Там на шахте угольной", романсы Козина и отзывались огнем из всех видов оружия на песни "Широка страна моя родная" и "Вставай, страна огромная..."
Полковой агитатор Колпаков в разное время передавал сводки Совинформбюро. Их слушали внимательно, если какие-то слова заглушала пулеметная очередь, просили повторить. Колпаков выполнял просьбы, а закончив чтение, добавлял несколько слов от себя, не особенно стесняясь в выражениях, и кричал:
- Гитлер капут! Гитлер капут! Гитлер капут! Немцы открывали ошалелую стрельбу и в свою очередь кричали:
- Рус капут!
Эти выкрики позволили установить, что в выбранном для нападения дзоте караульную службу несут четверо. Самого старшего окрестили Мефодием, младшего - Николаем, еще двоих - Кирриллом и Дмитрием. "Мефодий" стрелял редко и почти не пускал ракет. Его сменщик "Николай" строчил беспрерывно. Брать решили старшего - менее активен, наверняка хуже видит и слышит.
Дзот "Мефодия" находился между опорными пунктами Стрелкой и Кречевицами и не очень далеко от берега. Немцы на этом участке были непугаными и вряд ли допускали, что русские смогут преодолеть сложный1 водный путь из Малого Волховца в Волхов, когда появились забереги и вот-вот должен стать лед.
Операция началась с перестрелки артиллеристов. Под ее прикрытием первая лодка отчалила от берега. Деревянная, на которой плавали раньше, с наступлением холодов сильно примерзала к земле, столкнуть ее в воду не хватало сил, да и по замыслу поиска нужны были две лодки, и пришлось их делать самим, каркасные, обтянутые плащ-палаточным полотном. Гвоздей не было, сверлить отверстия нечем, но тут развернулись Шиканов, Калинин и Латыпов. Отверстия пробивали пулями и стягивали части ремнями. Лодки получились легкими, но не очень устойчивыми.
Однако первая "скорлупка" ходко пересекла приток и под его левым берегом вышла в Волхов. Шарапов подал команду на отплытие второй. Ребята замерли на высоких сиденьях, боясь шелохнуться, чюбы не качнуть хлипкое суденышко. В Волхове мощная струя подхватила его и понесла к противоположному берегу, к промоине в забереге, которую продавила первая лодка.