- Скажи мне, ты знаешь, что находится во второй комнате? Что ты собирался украсть?
Пион сделал шаг к нему. Вглядываясь в лицо Ларта, Пион понял, что на самом деле тот точно знает ответ.
- Там сокровище! – воскликнул он.
- Неужели?
Пион резко ударил Ларта в центр груди, прямо в то место, где была еще не зажившая рана. Рана, от которой обычный человек давно бы уже умер.
Сила удара заставила Ларта отступить на пару шагов. Он охнул, согнувшись от боли. Несмотря на постоянную тянущую боль в груди, он все никак не мог запомнить, что там находится рана, которая заживает довольно медленно.
Пион подскочил к нему и схватил за ворот одежды.
- Там не золото и не драгоценные камни, - выплюнул он. – Но там сокровище.
- На половину ты прав: там действительно не золото и не драгоценные камни. Но является ли сокровищем то, что находится внутри? Кто сказал тебе украсть это?
Пион так сжал челюсти, что заходили желваки. Он приблизился к Ларту и произнес, глядя тому в глаза:
- Я не убью тебя только потому, что ты спас мне жизнь. Но запомни: если мы встретимся еще раз – я не буду столь великодушен.
Выдохнув это, он отпустил его одежду и бросился прочь, скрываясь в темноте ночного леса. Ларт, провожающий его с игривыми искорками в глазах и легкой улыбкой на устах, был более чем уверен, что ему удастся скрыться.
- Никто не ранен? – обернулся он.
- Наставница Луй! Наставница Луй! – тем временем пытался дозваться Лиэ.
Ларт присел рядом с ней и внимательно осмотрел.
- Похоже, она просто потеряла сознание от переживаний, - констатировал он.
- У меня хвост обгорел! – потрясенно воскликнул Фуи, словив в руку кончик хвоста. – Мастер, что же делать?!
Лиэ Ю тем временем подхватил на руки наставницу Луй и обернулся к Ларту.
- Он так и сбежит? – неодобрительно глядя на него, спросил глава секты, явственно намекая на то, что это именно Ларт его отпустил.
- Разве такой уж плохой расклад? Тот, за кем гонялся Двуликий город, исчез, твою секту более не будет никто беспокоить.
- Это, конечно, так, но он убил человека – его следует покарать.
Ларт пожал плечами, всем своим беззаботным видом выражая: «Человеком больше – человеком меньше».
***
Это утро началось у градоправителя Доу Фарона не очень хорошо. Подчиненные, которые по идее должны бы подчиняться, совсем от рук отбились и принялись будить его ни свет, ни заря, покрикивая из-за двери, что настало время послеобеденной аудиенции.
Доу Фарон запустил в дверь тяжелой вазой, которая не разбилась, а громыхнула об нее, словно метательное ядро. За дверью в тот же миг все стихло.
Градоправителю все же пришлось подняться с кровати, так как раздражение не давало ему вновь предаться сладостной дреме. Он сел, лизнул ладонь и пригладил ею растрепавшиеся волосы. Затем он подошел к зеркалу и попытался собрать их, используя острую заколку с драгоценной инкрустацией. Получалось из рук вон плохо, заколка каждый раз съезжала то на один бок, то на другой, а то и вовсе падала при любом резком движении. Доу Фарон откинул заколку прочь и принялся заплетать косичку.
- Может, обрезать их? – глядя в зеркало, пробормотал он.
- Градоправитель нынче какой-то ошалелый, - шепнул злой дух, похожий на стоящую на двух лапах ящерку-крокодильчика с длинным, закрученным вверх хвостом.
Место стражника ныне занимал другой йями, так как предыдущего удалось убить Вун Мэру. Этот йями имел человеческое телосложение и облик, но лицо было полностью покрыто черными нитями, а мертвенный остекленевший взгляд слепо глядел в пустоту. Судя по всему, этот йями был преобразившимся из-за ненависти человеком, который обратился этим существом после смерти. Сейчас он никак не отреагировал на слова злого духа, возможно, он не мог говорить. Он как бы стоял на страже, но с тем же успехом мог заменять рыцарские доспехи, поставленные для антуража.
Зато неподалеку находились два человека, которые вполне могли стать собеседниками духу. Они были одеты в темно-коричневую простую одежду (цвет был подобен цвету темных молитвенных флагов), похожую по крою на одежду монахов. Это были заклинатели, энергия которых давно сменила полярность, пропитывая их души ненавистью и болью. Они не называли себя «заклинателями искаженного пути», применяя это определение к сторонникам Демонического культа, но по сути не слишком отличались от них.