Выбрать главу

Но не тут-то было! Толпа наперебой стала вопить, что призраки слишком сильны, они убивают и поглощают злых духов, становясь еще сильнее, и надо что-то делать, пока они весь город не захватили. Не дело это! Двуликий город всегда находился в строгом балансе зла и зла! Днем – мелкие пакости, ночью – смертоубийство! А теперь что?! Призраки лютуют, днем нельзя глаз сомкнуть!

- На что это вы намекаете? – догадался Доу Фарон. – Чтобы я сам, лично, с ними разобрался?!

- Ну это же отчасти ваша вина…

Ему достался очень наглый электорат. Нельзя давать слабину. Если он сейчас спросит, сколько там призраков, они точно решат, что он согласен их убивать. Нет и еще раз нет! А вдруг он пострадает?

Доу Фарон собирался было решительно отказаться, но внезапно замер, словно прислушиваясь к голосу, нашептывающему что-то ему на ухо. Духи, наблюдающие за градоправителем, затаили дыхание и трепетно ожидали его слова. Доу Фарон словно бы колебался. Он проявлял такую живую мимику в последние пару дней, которую горожане не видели у своего градоправителя в течение множественной череды предыдущих лет.

Наконец, сомнения ушли, лоб Доу Фарона разгладился, а сам он, распрямив плечи, сообщил:

- В основе Двуликого города всегда был кристально ясный закон равноценного обмена зла. Как я понимаю, корень проблемы посадил именно тот заклинатель, вот у него-то мы и потребуем решить проблему!

Зал обомлел. Вот это злодейство!

Доу Фарон решительно стал спускаться, намереваясь немедленно осуществить задуманное. Горожане почтительно расступились, создавая для него торжественный коридор. Под ноги идущему градоправителю полетели сухие цветы, зубы и мелкие косточки.

Видимо, горожан очень впечатлило мудрое решение градоправителя.

Глава 12. Следуя за знаками

Сгоревшие полотна Цветочного павильона были заменены алыми тканями. Полосками ткани были украшены деревья, окружающие узкую площадь перед павильоном, на парапете висели пышные красные банты. Секта Полуночного сияния готовилась к празднованию своего столетия.

Глава секты не принимал участия во всеобщих приготовлениях. Он молча сидел на камне у кромки реки, стремительным потоком спускающейся с гор, и чувствовал невыносимую тяжесть на сердце. Ему хотелось выть, хотелось драться, хотелось биться головой о стену или прыгнуть в водопад, но вместо этого он тихо и безмолвно сидел на камне.

Сто лет. Сто лет назад ему казалось, что век жизни – это почтенный возраст, что вместе с этой цифрой приходит мудрость. Сто лет назад он был самонадеянным юнцом, у которого не было места в этом мире, поэтому он основал свою секту. Слишком гордый, чтобы сделать шаг навстречу: попроситься в секту, орден или даже академию. Нет! За сто лет он сам, только своими усилиями завершил этап формирования золотого ядра и стал бессмертным заклинателем. Как может человек такого уровня (правда, недооцененный окружающими) проситься в секту? Его должны приглашать, а не он должен просить.

Каким же упрямым гордецом и глупым юнцом он был в свои сто лет!

Но прошло еще сто лет. Сто лет существования секты Полуночного сияния, в течение которых ее глава познал и что такое смирение, и что такое участие, и что значит «общее благо», и что такое нести ответственность за других.

И снова он совершил ошибку, возгордившись и уверившись в своих талантах. Было время, когда все шло из рук вон плохо, но Лиэ преодолел его, отчего-то решив, что теперь может почивать на лаврах. Его суждения стали стремительными, поступки – не терпящими сомнений, будущее… будущее казалось предрешенным и определенным.

Он думал, что все идет хорошо. Он не видел дальше своего носа.

Ученики, совершенно не подходящие для пути бессмертного, не осознающие даже основ учений секты. Его слепые суждения, когда он даже краем сознания не усомнился в том, что убийство не мог совершить кто-то из «своих». Наивность? Не совсем. Он ведь лично принял каждого в свою секту. Не потому ли он отверг даже зародыш той мысли, потому что усомниться в них – значило усомниться в себе?

Может, Лиэ Ю никогда и не был подходящим для управления сектой человеком. Может, он просто так долго притворялся, играя эту роль, что и сам в это поверил.