- Лорду Мэдогу, возможно, и не надо, – вдруг сказал Вадим. И вид у него был такой, словно он решился на прыжок с Пизанской башни. Он нервно облизнул губы, частыми глотками хватая воздух ртом, и выпалил быстро, чтобы не передумать: – Но вот директор точно знаком как минимум с одной женщиной из Сопротивления. Это приёмная мать Криса Стенли. Ким. Но может быть, он об этом не знает! – зачастил он сразу же. – Крис говорил, что Стенли должники Аунфлаев. Возможно, они просто однажды попали в Фогруф, или их родственники попали, и смогли скопировать нужные книги?
Корион вцепился в плечи мальчишки.
- Откуда вы знаете, что Ким Стенли состоит в Сопротивлении?!
Мальчишка взвизгнул от боли. На глазах выступили слёзы, и Корион, опомнившись, ослабил хватку. «Нельзя волноваться», – напомнил он себе и сбавил тон:
- Прости, я не хотел причинять боль. Так откуда ты знаешь о Ким Стенли?
- Я… я… я её лечил. В ночь перед тем, как вернуться к вам, сэр, – прошептал Вадим. – Это с ней был Змей. У… у меня есть дневник Криса. Она и директор Аунфлай давно знакомы. И с Аем. Вот.
Корион вспомнил, как после наказания Владыки Мерфин, полубессознательный, накачанный лекарствами чуть ли не по уши, просил брата не пускать Кристиана Стенли домой – ему понадобилось колоссальное усилие, чтобы вновь не сжать пальцы на острых подростковых плечах.
- И ты молчал! Знал и молчал!
- Она была моей пациенткой, а я обязан лечить всех, это раз. И у меня будут охренеть какие проблемы от Змея за то, что я всё-таки это сказал, это два, – холодно отчеканил Вадим. – Это древнейший человеческий тотем, он старше многих богов. Я могу только просить его и договариваться, не приказывать. Ай мне от него не защитник. Уж простите, что я такой трус!
Вадим не врал. Он действительно боялся Змея. Но вот трусость… Корион за всё это время увидел в мальчишке очень многое, и уж трусости, той самой, подлой и предательской, в нём точно не было. Молчания от него добились явно иными методами.
Корион вспомнил яблочные слёзы и сразу по-новому посмотрел на больничную палату, на кровать и донорские браслеты. Альвах встал и собрал бумаги, а по связующей нити от Владыки пришла волна одобрения.
- Да. Вполне возможно, что Змей что-то сделал с ним, – прошептал Злат по связи и потянул Альваха к выходу, сказав уже вслух: – Отдыхай, Вадим, и пока не думай о работе или учёбе. Целители скажут, когда будет можно лечить.
- Спасибо. До свидания, – попрощался Вадим и облегчённо выдохнул, когда за Изначальными закрылась дверь. – Профессор, а вы…
- Я донор. Я останусь до утра, – коротко ответил Корион.
Вадим окончательно расслабился. Корион поколебался, но всё-таки спросил:
- Волхов, что с вами сделает Змей?
Вадим поморщился, мимолётно, бессознательно прикоснулся к груди и заговорил о стихах, которые писал к созданному в незапамятные времена «Голосу степи».
Глава 9. Отцы и дети
Наверное, в этом виновата мелодия, которую я весь день пыталась переложить на песню, но мне снилось что-то сладостное, наполненное жаркими степными кострами, шатрами кочевников, запахом лошадиного пота. Я плясала, пела и возносила молитвы под десятками восхищённых взглядов. А поверх всего этого, как огромный купол ночного неба с алмазной россыпью Млечного пути, из точёного тела, закованного в железные доспехи, на меня смотрело знакомое создание. Нездешнее, чуждое Земле и всему, что на ней цвело, но живое и дышащее любовью, совсем не такой, какой владела я.
Моя любовь вожделела, разжигала огонь жизни в жилах и заставляла биться до крови в стремлении сделать лишь своим, затмевая разум. Любовь чужака сияла ровно и спокойно, готовая с уважением принять каждого, кто примет его, или отступить от того, кто его не принял. Она не желала, она не ревновала, она не пылала, она не меняла. Поначалу мне даже показалось, что её и нет вовсе, но она была, холодная, эфемерная и вечная, словно звёздный свет. Моя любовь была мимолетна, вместе с ослепительным счастьем дарила новую жизнь и боль, эта же дарила принятие, уважение и безграничную преданность раз и навсегда, но не грела в одиночку.
От одиночества он и умирал, разбив о скалы свою железную птицу, когда я встретила его впервые. Я же его и согрела, зачарованная необычной любовью. А он без колебаний и сомнений осветил ею меня.
- Они чужие. Они опасны. Они должны уйти! – шипели все вокруг. – Они не знают смерти, наш мир им не подходит!
Но я видела, что мы можем жить все вместе, стоит лишь показать, что в мимолётности есть своё очарование. Поэтому и ушла отсюда, бросив свою избушку и наплевав на свои ягоды. Поразительно, что они не только сохранились, но и разрослись, заняв четверть сада.