Я просто ушам своим не поверила.
- И что, много желающих?
- Отбоя нет, – хмыкнул Альвах. – Каждый год по пять-шесть сотен. Просятся даже осуждённые на пожизненное заключение, те, кто однозначно виновен. Видимо, для них предпочтительнее смерть от наших рук, чем долгая жизнь в человеческой тюрьме. Мы уже и с судебной системой помогли, чтобы уменьшить возможность ошибки, и упросили улучшить условия. Но всё равно желающих очень много.
- Потрясающая история. Я, видимо, чего-то в этой жизни не понимаю. То ли тот человек лучше разбирался в психологии, то ли у людей в тюрьмах реально настолько плохо, – сказала я, ошарашенно помолчав. – Я бы такого не пожелал.
Альвах всё улыбался.
- А чего бы ты пожелал?
Я задумалась. Мира во всем мире? Ага, кроме амнистии для педофилов. Помириться с Сопротивленцами? Нет, явно нужно что-то выполнимое.
- Даже не знаю… А какие есть варианты?
Однако вместо ответа прозвучало неожиданное заявление:
- Ты похож на него.
- Ни капельки.
- Сейчас – да. Но скоро станешь, – убеждённо заявил Судья. – Уже становишься. Конечно, тебе не стать копией. Ты будешь другим, но всё равно похожим. Это меня всегда завораживало. Время меняет в людях так много: взгляды, убеждения, чувства, привычки, ценности – всё. Встретишь человека через каких-то двадцать лет, а он совсем другой. И одновременно – всё тот же. Люди восхитительно предсказуемы в своей непредсказуемости. Они с удивительным упорством выбирают наихудший для себя вариант, который никакому эльту не пришёл бы в голову. Откуда такая тяга к разрушению? Почему именно готовые варианты? И почему в каждом обязательно нужно что-то разрушить?
Знает. По глазам вижу, он что-то знает. Во мне узнал того друга? Судя по его словам – да. Раз так, то все эти вопросы про разрушение явно должны что-то значить для меня.
- Альвах… – я потёрла лоб, вздохнула и жалобно спросила: – А можно я потом вам отвечу? Или вы сюда пришли специально для разговора со мной?
Альвах рассмеялся и мечтательно пробормотал:
- Да. Конечно, можно, Вадим. У меня всё время мира. Я подожду. Думаю, однажды мы всё-таки этот разговор закончим. Главный целитель у себя?
После утвердительного кивка Верховный Судья удалился в кабинет целительницы МакДугал, оставив чёткое убеждение, что приходил он сюда таки именно ради меня.
Понятное дело, это загрузило настолько, что стало не до камлания. Я окончательно сняла маску, сунула бубен под мышку и поплелась к себе.
Так. Так. Нужно объединить все имеющиеся у меня факты.
В Альварахе действительно лежит моё прошлое тело. Точнее, не прошлое, скорее позапрошлое, возможно, даже ещё более ранняя версия. Учитывая, что Альвах мало того что прислушивался к… ко мне, так ещё заморочился и с могилой, и с выполнением последнего желания, – та моя прошлая версия по каким-то причинам это заслужила. Так. Это раз. Далее: с эльтами, а именно с Корионом, уже не первую жизнь меня связывает скифский гребень – это два. Ещё есть остатки избушки в малиннике на Изнанке, вроде как моей, из которой я вроде как сама ушла, причём за Корионом – это три. Когда-то мне принадлежала белая, до ужаса странная кобылица по кличке Сивка, на которой, словно Арвен, сейчас рассекает Илмариона – это четыре. Есть ещё несколько воспоминаний, пара обмолвок от Змея и бабули плюс благодарности от Илмарионы и мой собственный ответ насчёт птички из малинника: «Чтобы что-то насовсем получить, нужно что-то насовсем отдать». Если всё это объединить, то получалось что?
Вывод был диким, но другого просто не оставалось. Давным-давно я лично поучаствовала в превращении волшебных чужаков в эльтов. Судя по благодарностям Илмарионы и подаренной ей Сивке, роль была не последней. С Альвахом и Златовласом я явно пересекаюсь не в первый раз. Скорее всего, им про историю с гребнем известно прекрасно. Но они по какой-то причине молчат и ничего Кориону не говорят. То ли знают, что он должен догадаться сам, то ли им просто в кайф встречать мои реинкарнации, то ли… Вариант с обидой из-за погибших детей мне даже обдумывать не хотелось, но пришлось. Эльты над детьми трясутся, никому не пришло бы в голову убить так, что от полноценных душ только бабочки остались. У Альваха с Илмарионой до сих пор болит. И этот вопрос про разрушения… Не я ли подала идею?
Нет. Я бы не стала. Я бы нашла другой выход.
Внутренний голос тихо-тихо прошептал: «Если выбор стоит между десятком легкораненых взрослых и одним тяжёлым мальчишкой, то нет никакого выбора. А если на кону стояло выживание вида…»