Однако Санта не уйдет от него, не объяснившись. На это раз Римо сделает исключение, и задаст ему этот вопрос.
Сквозь плотные хлопья падающего снега луна казалась огромным размытым снежком. Ее неровный свет отражался на золотом куполе здания Городского Совета. Римо внезапно понял, что это красивый город. Он легко мог представить себе, что перенесся в девятнадцатый век. Римо стало вдруг интересно, чем занимались тогда его предки, кем они были, однако он не имел об этом ни малейшего представления. И тем не менее, он мог во всех подробностях рассказать, чем занимались посланцы одной корейской рыбачьей деревушки в любом году прошедшего столетия, на выбор. Они, как и он, были Мастера Синанджу, но могли считаться его предками лишь по духовной линии.
Вокруг было необыкновенно тихо, и чуткий слух Римо позволял уловить обрывки разговоров, доносившихся из живописных особняков, сгрудившихся внизу. Поворачиваясь из стороны в сторону, словно ожившая радарная установка, он, не стараясь прислушиваться, просто позволил фразам плыть к себе.
— ...Молли, беги быстрей! Показывают ту серию, которую мы пропустили!...
— ...Сторож! Сторож Филлипс! Если вы немедленно мне не ответите...
— ...Санта! Как ты рано! — Голос явно принадлежал маленькому мальчику.
В ту же секунду к нему присоединился другой, недовольный, избалованный голос.
— Что там, Томми? Ты меня разбудил. Противный мальчишка!
— Это Санта-Клаус, он у нашего окна.
Послышался топот маленьких ножек.
— Дай мне взглянуть, ну дай же!
Усилием воли Римо заставил себя расслабиться. Напряжение могло уменьшить приток крови к мозгу и, тем самым, ухудшить чувствительность.
Пытаясь точнее уловить, откуда слышится этот разговор, он все медленнее и медленнее поворачивал голову.
До Римо донесся звук открываемого окна и хриплый невнятный голос, произнесший: «Хо-хо-хо!»
От звука этого голоса кровь застыла у Римо в жилах. Он ведь помнил каждую деталь из газетных заметок, которыми перед заданием снабдило его начальство. Эти заметки вызвали у него поочередно тошноту, злобу, а потом жгучую, как расплавленный свинец, ярость.
От подножия холма, поросшего густым кустарником, парапет отделял почти пятнадцатиметровый склон. Это был самый короткий путь к нужному дому.
Римо встал на ноги. Снежинки, словно пауки, скользящие по невидимым нитям, одна за другой падали на землю вокруг него. Дыхание Римо замедлилось, он набирал в легкие лишь столько воздуха, чтобы сохранить жизнеспособность.
Римо ощутил падающий снег, поймал его ритм, спокойную, уверенную в себе непоколебимость. И в тот момент, когда он и снегопад слились в единое целое, Римо прыгнул вперед.
Он почувствовал, что хлопья снега летят ему навстречу, ощутил каждую снежинку в отдельности, увидев в ней не мягкий недолговечный клочок пуха, а твердые, прочные кристаллы. Он увидел их внутреннюю силу, их неповторимость.
Хлопья снега устремлялись к нему, как братья, и не таяли, касаясь обнаженных рук или лица Римо, таких же холодных, как и они сами. Человек мыслил так же, как и они, и на мгновение словно стал одной их снежинок.
Римо полетел к подножию холма точно с такой же скоростью, как и падавшие вокруг снежные крупинки. Когда его ноги коснулись земли, он был весь покрыт снегом. На это раз он все же оставил следы — всего два отпечатка ног, а потом скользнул вниз по склону, ничем больше не выдавая своего присутствия.
Взгляд Римо был устремлен на потемневший от времени каменный дом, в котором горело одно-единственное окно. Через секунду на фоне освещенного прямоугольника появилось темное пятно, заслонившее свет, словно зловещее затмение.
Выругавшись сквозь зубы, Римо бросился к дому.
Чтобы добраться до защелки, Томми Атвеллсу пришлось забраться на подоконник. Одетый в оранжевую пижаму, он стоял у окна, и колени его дрожали от напряжения.
— Скорее, Томми, — торопила его сестра. — Санта замерз.
— Я пытаюсь, — ответил Томми, и широко улыбающееся лицо за окном нетерпеливо придвинулось ближе.
Ухватившись обеими руками, Томми, наконец, удалось открыть отскочившую со стуком защелку.
— Вот, получилось, — воскликнул он, спрыгивая на пол.
Оконная рама, скрипя, поднялась, и Томми отступил назад, к коробке с игрушками, поближе к стоявшей с широко раскрытыми от изумления глазами сестре. Он уже много слышал о Санта-Клаусе, однако никогда не думал, что на самом деле он такой огромный.
Когда Санта протиснулся в комнату сквозь окно, Томми внезапно пришел в голову вопрос:
— А почему... Почему ты так рано? Мама говорит, что Рождество наступит только на следующей неделе.
— Хо-хо-хо, — только рассмеялся в ответ Санта. Сняв с плеча внушительных размеров мешок с торчавшей наружу словно огромный леденец красной рукояткой, он опустил его на пол. Потом он затопал к дрожавшим на сквозняке детям, широко расставив руки, и в глазах его загорелся огонек.
Огромная тень Санты накрыла стоявших рядом Томми с сестрой.
Когда Римо подбежал к дому, окно первого этажа уже было закрыто. Стекло удерживала окаменевшая на морозе замазка. Протянув руку, Римо аккуратно толкнул стекло, и под его нажимом оно слегка подалось. Тогда он надавил посильнее, инстинктивно чувствуя, где оно держится хуже всего. Затем, перехватившись поудобнее, он твердым, но несильным движением выдавил стекло, поймав его в воздухе, отбросил в наметенный у окна сугроб и пролез внутрь.
Римо оказался в детской спальне. Хотя белье было смято, обе кровати стояли пустые. В комнате пахло мятной жевательной резинкой, в коробке с игрушками валялась недоеденная конфета.
Стараясь не ослаблять внимания, Римо скользнул к открытой двери.
— Оооо, подарки! — раздался голос девочки.
— А можно... Можно открыть их прямо сейчас, Санта? — На этот раз говорил мальчик.
— Хо-хо-хо, — раздался в ответ смех Санта-Клауса, приглушенный треском разрываемой оберточной бумаги.
Римо осторожно вошел в холл. Он ступал так тихо, что на лакированном паркете его шагов совсем не было слышно. Из-под двери дальней комнаты пробивалась полоска света, струя теплого воздуха доносила оттуда аромат еловых веток.
Подойдя к двери, Римо заглянул внутрь.
Сначала он заметил только двух детей — мальчика лет пяти и девочку чуть помладше. Брат и сестра стояли на коленях перед украшенной конфетами и мишурой елкой и, едва сдерживая радостное возбуждение, разворачивали свертки с подарками. Римо никогда не испытывал подобного чувства — ему дарили только новую одежду, а не игрушки.
Однако ему тут же пришлось отбросить эти грустные воспоминания, поскольку на дальней стене, рядом с силуэтом наряженной елки, виднелась еще одна тень. Невысокие, круглые очертания фигуры на стене легко узнал бы любой американский ребенок, если бы сходства не портил поднятый над головой топор.
Когда тень уже приготовилась опустить руки, Римо бросился внутрь. Дети, очевидно, не замечали стоявшего сзади и устремившего на них алчный взгляд Санта-Клауса.
— Нет! — закричал Римо, на секунду забыв о преимуществах внезапной атаки.
Санта вздрогнул от неожиданности, дети обернулись, и увидели Римо. От изумления глаза их широко раскрылись, ведь они не видели, как сверкающее лезвие топора уже опускалось на их головы.
Римо избавил их от этого зрелища, перехватив топор в воздухе, и выдернув его из рук Санта-Клауса.
— Бегите! — крикнул он детям.
— Мамочка! Папа! Мамочка... — завопил Томми, бросившись вон из комнаты.
— Какой-то чужой дядя хочет побить Санту!
Переломив топор пополам, Римо отшвырнул обломки в сторону и, ухватив Санта-Клауса за кроличий воротник кафтана, рывком придвинул его бородатое лицо к своему.
— Почему, ублюдок? Я хочу знать, зачем ты это делаешь! — яростно выдохнул он.